Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности - [2]

В общем и целом, позиция свободного ума представляет собой вариант стоицизма, сущность которого заключается в предпочтении внутреннего внешнему. Подобная стратегия существования не может рассматриваться в качестве полноценного способа трансгрессии стадного человека, но является лишь подготовительным этапом, своеобразным инкубатором для высших людей. Уже Г. В. Ф. Гегель, а вслед за ним А. Кожев рассматривали стоицизм лишь в качестве несамодостаточного и подлежащего снятию момента. Оценка Ницше аналогична: позиция свободных умов – это еще не дионисийская философия, но только подготовительная ступень, одно из первых условий освобождения. Следует обратить внимание на то обстоятельство, что свободные умы живут не в трансгрессивном режиме растраты, но в режиме экономии: они изолируют себя от внешнего мира с целью аккумулирования, накопления энергии. Режим экономии есть наиболее яркое свидетельство того, что избыток творческих сил еще не достигнут.

2. Странник (der Wanderer). Данную стратегию следует отличать от путешественника (der Reisende). Последний движется к заранее установленной цели, а достигнув пункта назначения, как правило, возвращается домой. Для странника не существует ни того, ни другого. Для него нет дома, нет родины, поскольку его существование в принципе не поддается локализации в тех или иных границах (а феномены дома и родины конституируются границами, отделяющими свое от чужого, внутреннее от внешнего – см. по этому поводу, например, работу Ю. М. Лотмана[6]). Странник ощущает себя бездомным и безродным (heimatlos). Не существует для него и конечного пункта назначения, цели. Стратегия странника предполагает не перемещение из одной точки в другую, но сугубо трансгрессивное движение делокализации, нарушения установленных границ. Странник утверждает становление как таковое, полагает все фиксированные границы подвижными, текучими и открытыми. Его существование заключается в преступании пределов. Топосы странника – это горы и лес, то есть пространства, не интегрированные в систему установленных человеком границ. Странник – Waldganger, тот, кто ушел в лес (в том значении, которое придал этой метафоре Э. Юнгер).[7]

3. Воин (der Krieger). В ницшевской организации образов-философем война представляет собой агрессивную трансгрессию: это нападающее и захватывающее нарушение фиксированных границ. В большинстве случаев, говоря о войне, Ницше имеет в виду не социально-политический феномен, но сферу познания. Соответственно, речь идет о борьбе различных точек зрения и перспектив существования за доминирование в интеллектуальном и экзистенциальном пространстве: «Ищите своего врага, ведите свою войну, войну за свои мысли! И если ваша мысль потерпит поражение, – ваша честность должна и над этим праздновать победу!».[8] При этом акцент делается не на победе как таковой, но на самой борьбе, на противостоянии и антагонизме. Сила проявляется в способности преодолевать сопротивление, рост сил требует повышения уровня сопротивления, требует более сильных врагов: «Противник, который требуется нападающему, есть своего рода мера его силы; всякий рост проявляется в искании более крепкого противника – или проблемы: ибо философ, который воинствен, вызывает и проблемы на поединок. Задача не в том, чтобы преодолеть сопротивление вообще, но такое, на которое нужно затратить всю свою силу, ловкость и умение владеть оружием, – сопротивление равного противника…».[9] Таким образом, война представляет собой утверждение трансгрессии как таковой. Преступание пределов и нарушение границ осуществляется не ради какой-либо цели, но ради самого акта трансгрессии: «Вы говорите, что правое дело освящает даже войну? Я же говорю вам: добрая война освящает всякую цель».[10] Воин является таким же трансгрессивным персонажем, как и странник. Стратегия существования обоих состоит в утверждении события нарушения и преодоления границ, в утверждении трансгрессии как чистого события. Синтез стратегий странника и воина дает фигуру партизана, ведущего войну на оккупированной территории, нападающего из леса.[11]

4. Шут (der Narr). Стихия шута – смех. Это один из наиболее действенных трансгрессивных и маргинальных феноменов человеческого существования. Как показал в своих исследованиях М. М. Бахтин, функция смеха заключается в отрицании иерархической модели мироздания и иерархической системы ценностей.[12] Смех уничтожает границы между высоким и низким, сакральным и профанным, духовным и телесным, общественным и индивидуальным. Смех не признает ничего фиксированного, раз и навсегда установленного, он разрушает любые притязания на вечность и абсолютность. Вместо этого смех утверждает перспективу становления, пафос смены и обновления. Смех амбивалентен. С одной стороны, он уничтожает: «Убивают не гневом, а смехом».[13] Но, с другой стороны, он и возрождает к новой, обновленной жизни, он побеждает саму смерть: «Поистине, подобно тысячеголосому детскому смеху, входит Заратустра во все склепы, смеясь над ночными и могильными сторожами и над теми, кто гремит ржавыми ключами».