Ничья земля. Книга 2 - [199]

Нервного можно было в учет не брать – фотокамера обездоленного папарацци оказалась увесистой, и минимум пару недель на больничной койке Сергеев неопытному стрелку обеспечил. Следующими целями боевой компьютер Умки обозначил двух боевиков, переодетых в охранников галереи: объекты «два» и «три», расстояние около пяти метров – рассчитал возможные варианты и выдал решение: стрелять на поражение! Первый – более пожилой, коренастый, уже находился на директрисе прицела, второй же – молодой с вертлявыми движениями и злым зеленоватым лицом – оказался наполовину скрыт оператором съемочной группы.

Сергеев, не колеблясь, выстрелил в объект номер «один», целя в ключицу – рана не смертельная, но на сто процентов выводящая из строя противника. Жилет под рубашкой коренастого не просматривался, поэтому Михаил в последний момент поменял прицел с переносицы на плечо, не стал брать лишний грех на душу. Второго, зеленолицого, придется бить наповал – это решение тоже было подсказано внутренним компьютером. Вертлявый – он же объект номер «два» – излучал нешуточное чувство опасности и некоторой сумасшедшинки. Он явно был опытен и жесток, а такого зверя подранить нельзя, нужно только убить.

Девятимиллиметровый «глок» с дистанции пять метров обладает очень наглядным останавливающим действием. Коренастый, правда, никуда не бежал, но оказался таки в жилете, и поэтому пуля не остановила его, а отбросила назад, словно ударом тяжеленной кувалды. Глушитель пистолета был свежим, ни разу не пользованным, выстрела не услышали даже в трех метрах от Сергеева: негромкий хлопок с шипением – и все. А вот грохот, с которым лжеохранник влетел в стеклянную дверь за спиной, был впечатляющим. Прикрывая Маришку спиной, Михаил крутнулся вокруг своей оси через правое плечо – Плотникова, с выражением бесконечного удивления на лице, была вынуждена повторить маневр, потому что левая рука Умки сжимала ее локоть, как тисками.

Со своей оценкой зеленолицого Сергеев не ошибся. В тот момент, когда прицельная линия соединила ствол «глока» и лоб вертлявого стрелка, он уже успел на три четверти вытащить из кобуры пистолет, и этот пистолет был не «травматиком». Умка отметил и появившийся на узком лице прищур, и кошачью грацию, и быстроту движений, выдающую в противнике профессионала. У лжеохранника была хорошая школа, но у Сергеева она была лучше.

«Глок» фыркнул, и пуля с глухим утробным чавканьем ударила стрелка в лоб, и тут же, со столь же неприятным звуком, вылетела через затылок в ореоле из костяной крошки и розово-серых комковатых струй из разорванного мозга. Брызги рассыпались по холсту, на котором были изображены бегущие по заснеженной тундре ездовые собаки. Получилось живописно – капли украсили безжизненную белую поверхность. Зеленолицый никуда не улетел, а осел на землю, скрутившись вокруг коленей – точь-в-точь как убитый гитлеровец в старых фильмах про войну.

И вот тут одна из барышень, на глазах у которой за секунду с четвертью было расстреляно двое людей, завизжала так, что ее могли услышать и на Владимирской. Крик был пронзителен и вываливался в ультразвуковой диапазон. Будь где-то близко на Оболони собаки – они бы завыли в тот же момент. Но собак рядом не оказалось, а вот толпа крик услышала и качнулась из стороны в сторону, тяжело, как глицерин в бочке, сокращая расстояние между гостями, толкая их друг на друга, и предоставляя Сергееву столь необходимые спасительные секунды.

Он рванул по залу наискосок: не к главным дверям, через которые входил, а к тем, что вели во внутренние помещения, закрытым на электронный кодовый замок. Умка был уверен, что там есть второй выход – главный был оснащен закрывающимися изнутри роллетами, значит, тот, кто уходит последним, выходит не через него.

На бегу пришлось крепко приложить плечом оператора телегруппы, загораживающего путь, но под прицел объектива Михаил, все же, попал. Оператор рухнул под ноги стрелку в белой рубахе, рвавшемуся к Умке навстречу с оружием на изготовку, тот споткнулся, и Михаилу осталось только встретить его голову у самого пола ударом твердого, как сталь каблука. Каблук оказался прочнее черепа, стрелок затих.

Плотникова наконец-то перестала сопротивляться и помогала Сергееву, придерживая рядом Маришку. Из заметавшейся, забурлившей толпы навстречу вывалился тот самый, замеченный первым, мосластый рукопашник с гладкими волосами, но уже без фотоаппарата. Дистанция была так мала, что времени, чтобы поднять оружие, у Михаила не было, и он атаковал противника с ходу, ударив лбом в худое лицо, словно пробивающий мяч головой форвард.

Если кто-то будет рассказывать, что такой удар не болезненный для нападающей стороны, – не верьте! Слезы брызнули у Умки из глаз, а в голове взорвался шершавый огненный шар, кровь из рассеченной брови хлынула на щеку. Но, как бы ни было плохо Сергееву, мосластому рукопашнику пришлось много хуже – он опрокинулся на спину, словно срубленное дерево, с разбитым в мясо лицом, булькая расплющенным носом, как закипающий чайник.

Паника нарастала по экспоненте. Казалось, что в зале не кричали дурным голосом только Мариша и Вика, и то потому, что испугались до потери чувств. Толпа уже не колыхалась студнем – она начала двигаться, сминая все, что не совпадало с направлением ее движения.