Ничья земля. Книга 2 - [10]

На мгновение Сергеев и Вадим замерли. Вторая граната рванула на лестнице, сметая осколками ошметки горячей протоплазмы, и от сотрясения вниз полетел еще один фрагмент балюстрады. Внизу грохнуло, и осколки камня разлетелись шрапнелью. Закачалась под потолком массивная люстра…

Люстра!

– Прыгаем! – закричал Сергеев, уже начиная разбег.

Места, чтобы разогнаться и оттолкнуться, для прыжка было всего ничего – шага три-три с половиной. До массивного обода с псевдоподсвечниками, из которых давным-давно выкрутили все лампочки – около четырех метров. Вниз, до бетонного пола, укрытого копошащимся живым ковром – метров шесть.

Михаил взмыл в воздух, словно горный козел, перепрыгивающий ущелье, – перебирая ногами в полете, пытаясь оттолкнуться от пустоты. Он ударился о люстру грудью, зацепился локтями и подмышками за обод, умудрившись не выпустить из рук любимый обрез.

Люстра качнулась с большой амплитудой. Висящий за плечами автомат по инерции наподдал ему по почкам так, что в глазах потемнело. Сергеев успел боковым зрением уловить надвигающуюся на него тень, приготовился к неизбежному удару, но Вадик до цели не долетел.

Он уже было скользнул вниз, но изогнувшись, словно падающий кот, успел вцепиться в сергеевскую куртку – прочная ткань затрещала, но не порвалась. Захрустели от двойной нагрузки и сергеевские суставы: он отчаянно задрыгал ногами, соскальзывая, сунул обрез между цепью, на которой держался обод люстры, и поперечной растяжкой – массивным медным прутом и остановил, казалось, неизбежное падение.

Люстра пошла вперед, словно огромный маятник, потом, замерев в высшей точке, качнулась в обратном направлении. Лишенный ремня «калашников» Вадима полетел вниз и даже не звякнул, угодив на спины мечущихся по полу фойе тварей.

Сергеев не застонал – закряхтел, чувствуя, как натягиваются в струну сухожилия. Вадик вскарабкался по нему, как обезьяна на пальму, и, освободив Михаила от своего веса, повис рядом на массивном ободе. Еще мгновение – и оба они уже не болтались между потолком и полом, а сидели на люстре, ухватившись за декоративные цепи, и с тревогой поглядывали то вниз, то на потолочное крепление, из-под которого начала сыпаться бетонная пыль.

Балкон, лестница, вестибюль внизу были напрочь заполнены живым ковром из крыс. Они копошились, взбирались друг на друга, задирали вверх оскаленные морды, становились на задние лапы, глядя на сбежавшую от них добычу с голодной яростью хищников.

– Ну ты и прыгаешь… – прохрипел Вадим, задыхаясь.

Он был не потным – он был мокрым до нитки.

Пот крупными каплями катился по бледному, как известка, лицу. От насквозь мокрой шерстяной шапочки на голове шел пар. Радужки у него в глазах по-прежнему отсутствовали напрочь, и он глядел на напарника адреналиновыми колодцами расширенных до предела зрачков.

– В жизни такого полета не видел! Бэтмен, бля… Где тебя учили, Сергеев?!

– Были места, – пробормотал Михаил, чувствуя себя макакой, раскачивающейся на лиане, и не просто макакой, а смертельно напуганной, жалкой и дрожащей. Едва не обосравшейся.

Он мог представить себе достойную смерть от руки врага, от пули, от клинка, но стать крысиным обедом… Такая участь на героическую смерть в бою походила мало. Михаил представил себе, как крысы растаскивают по кусочкам их плоть, и почувствовал во рту вкус желчи. Желудок начал судорожно сокращаться. Черт бы побрал это воображение!

Рация в нагрудном кармане у Вадима уцелела и теперь шипела и бормотала, словно камлающий шаман.

Матвей и Молчун не могли не слышать канонаду выстрелов и взрывы – от кинотеатра до баррикады, за которой оставался «хувер», было метров пятьсот, не более.

– Ты б ответил, слышишь – Матвей орет, волнуется! – посоветовал Михаил, устраиваясь поудобнее. Раз уж придется сидеть под потолком, так нужно делать это с относительным комфортом – благо место позволяло, люстра была большая, старинная, в стиле пятидесятых годов прошлого века. И крепление…

Сергеев посмотрел на растяжки и на бронзовую чашку, размером с небольшой тазик, прикрывавшую рым-болт. Крепление вроде как надежное, хотя раскрошенный бетон продолжал высыпаться струйками…

– Отзовись, Вадюша, – повторил Сергеев, – не молчи, а то Мотл сейчас на штурм пойдет!

– Что? А? – Вадим недоуменно покрутил головой, соображая, о чем, собственно, говорит напарник, потом нащупал за пазухой «уоки-токи» и вытащил его наружу.

– Михаил, Вадим ответьте… Что происходит? Кто стрелял? – неслось из хрипловатого динамика. – Ребята, ответьте!

Голос Матвея подрагивал от волнения.

– Ребята, что у вас? Отзовитесь!

Вадик молчал, недоуменно глядя на рацию. Он все еще выходил из ступора.

Сергеев вытащил передатчик из мокрых пальцев коммандос и, нажав клавишу дуплексной связи, произнес в микрофон:

– Да живы мы! Живы!

В динамиках щелкнуло, и в следующую секунду «уоки-токи» задрожал от крика.

– Сергеев! – радостно заорал Мотл. – Что же ты, блядь такая, молчишь! Я ж тут уже не знаю, что думать! Сукин ты сын! Молчун на ограду полез, вас выручать! Что ж вы, мать вашу, языки пооткусывали? Что за пальба? Вы где?

– Не поверишь, – проговорил Сергеев, вытаскивая смятую сигарету из пачки. Пачка выглядела так, будто на ней долго и сосредоточенно топтались. – Сидим на люстре.