Ничто. Остров и демоны - [58]
Между тем я услышала, как дверь открылась и Глория вошла в квартиру. На цыпочках кралась она через столовую к балкону. Может быть, хотела узнать, стоит ли еще Роман под фонарем. Все, что я видела и слышала, волновало меня так, будто имело отношение ко мне самой. Я не верила собственным глазам. Когда ключ Романа звякнул во входной двери, меня от волнения затрясло. Они с Глорией встретились в столовой. Роман говорил тихо, но отчетливо:
— Я ведь сказал, что мне нужно с тобой поговорить. Пошли!
— У меня нет времени на тебя.
— Не неси чепуху. Пошли.
Они направились к балкону, стеклянные двери закрылись за ними. Все было так непонятно, невероятно, будто во сне. Может, и вправду в Иванову ночь летают ведьмы? Может, это наваждение? Высунувшись снова из окна, я даже и не подумала, что занимаюсь гнусным шпионажем. Балкон столовой был совсем рядом. Мне чуть ли не было слышно их дыхание, голоса доносились совсем отчетливо из глубин того огромного молчания, в котором тонули далекие разрывы ракет и праздничная музыка.
— Только и думаешь, что об этой дряни, — говорил Роман. — Глория, разве ты забыла, как мы ехали в Барселону в самый разгар войны? Ты не помнишь даже лиловых ирисов, они росли возле пруда у замка… Твое тело казалось таким белоснежным, а твои рыжие волосы — как пламя среди лиловых ирисов. Я издевался над тобой на людях, а сам столько раз представлял тебя такой, какой ты была в те дни. Поднимись ко мне, увидишь картину, на которой я нарисовал тебя. Она все еще у меня…
— Я все помню. Я ведь только и делала, что об этом думала. Я так хотела, чтобы ты мне об этом напомнил, я бы тогда могла плюнуть тебе в лицо…
— Ты ревнивая. Думаешь, я не знаю, что ты меня любишь? Разве я не знаю, как часто по ночам в тишине ты бродишь, словно привидение, возле моей двери? Вот этой зимой много ночей подряд я слышал, как ты плакала на ступеньках…
— Плакала, да не из-за тебя. Думаешь, я люблю тебя? Любил волк кобылу, оставил хвост да гриву. Вот как я тебя люблю… Думаешь, не скажу Хуану? Я так хотела, чтобы ты заговорил со мной, хотела, чтобы твой брат понял, каков ты на самом деле…
— Не повышай голоса! По многим причинам тебе не стоит кричать, так что уж лучше говори тихо… Я ведь, знаешь, могу привести к твоему мужу свидетелей, они расскажут ему, как ты пришла ко мне ночью и как я тебя вытолкал… Если бы мне не было лень возиться, я бы уже мог это сделать. Не забывай, Глория, что в замке стояло много солдат, а некоторые из них живут в Барселоне…
— Ты напоил меня в тот день и целовал… Я любила тебя, когда пришла к тебе. Ты так жестоко надо мной насмеялся. Спрятал у себя приятелей, они умирали со смеху, а ты оскорбил меня, сказал, что не расположен красть братнее. Я была такая молодая. В ту ночь я уже не считала себя связанной с Хуаном, хотела с ним расстаться. Нас тогда еще не благословил священник, не забывай об этом.
— Но и ты не забывай, что уже носила его сына! Не изображай теперь из себя недотрогу, со мной это ни к чему… Может, тогда на меня нашло затмение, но сегодня я хочу тебя. Поднимись, ко мне. — Давай покончим сразу со всеми счетами.
— Не знаю, чего ты добиваешься, ты ведь предатель, все равно как Иуда… Не знаю, что у тебя там случилось с этой Эной, с этой блондинкой, от которой ты, верно, совсем одурел, если уж предлагаешь мне такое…
— Не трогай ты ее! Не она, а ты можешь успокоить меня, будь и этим довольна, Глория!
— Много я из-за тебя плакала, но ждала этой минуты… Если ты думаешь, что я еще интересуюсь тобой, так сильно ошибаешься. Если думаешь, что я рву на себе волосы из-за того, что ты водишь к себе эту девушку, так считай, что ты глупее Хуана. Я тебя ненавижу. Ненавижу с той самой ночи, когда я все ради тебя позабыла, а ты надо мной насмеялся. Хочешь знать, кто на тебя донес, чтобы тебя расстреляли? Я донесла, я, я! Хочешь знать, из-за кого ты сидел? Из-за меня. А хочешь знать, кто бы снова донес на тебя, если бы только мог? Я, я бы снова донесла. Вот теперь наступил мой черед плевать тебе в лицо, и я плюю…
— Какую чепуху ты городишь, Глория! Надоело слушать. Я не стану тебя умолять, этого ты не дождешься… Ты же любишь меня! Пойдем и закончим наш разговор у меня в комнате. Ну, пошли!
— Поосторожней, мерзавец! Не прикасайся ко мне! А то позову Хуана! Глаза выцарапаю, подойди только.
Теперь Глория говорила очень громко, истерически взвизгивала.
В столовой послышались бабушкины шаги. Роман и Глория стояли за балконными дверями, их силуэты отчетливо вырисовывались при свете звезд, и бабушка могла их увидеть.
Роман был невозмутим, только в голосе его звучало какое-то нервное жужжание, которое я заметила, еще когда он только заговорил.
— Замолчи, дура! Я и пальцем не шевельну, чтобы взять тебя. Можешь прийти сама, если хочешь… Но только если не придешь сегодня ночью, так и не смей больше никогда смотреть на меня. Это твой последний шанс…
Он ушел с балкона и столкнулся с бабушкой.
— Кто это? Кто? — спросила старушка. — Господи боже мой, Роман, с ума ты сошел, сынок!
Он прошел, не останавливаясь; хлопнула дверь. Бабушка, шаркая, подошла к балкону.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Слегка фантастический, немного утопический, авантюрно-приключенческий роман классика русской литературы Александра Вельтмана.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.
Британская колония, солдаты Ее Величества изнывают от жары и скуки. От скуки они рады и похоронам, и эпидемии холеры. Один со скуки издевается над товарищем, другой — сходит с ума.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.