Ничто не вечно… - [10]
И все-таки не это сломило упрямый дух русского императора с одной шестнадцатой русской крови. Будь у него этой материи побольше, он выдержал бы и то последнее страшное унижение, которому подверг его загадочный мучитель, а он сгорел. Многовато было в нем немецкой суши, не хватило спасительной русской сырости, того болотца, где все гаснет.
В один из вечеров Николай добрался-таки до постели фрейлины Лопухиной. Он только покинул нагретые любовью простыни, когда услышал за дверью грубоватый смех императрицы. Он как раз пытался с помощью возлюбленной натянуть лосины а свои могучие ляжки. Охнув, фрейлина скрылась за потайной дверью, а растерявшийся Николай прыгнул в большой кованый сундук и захлопнул крышку. В спальню вломилась императрица, ведомая Вечным жидом, только что заставшим ее в алькове с молодым Трубецким. Александра Федоровна думала, что погибла, слухи о ее близости с Трубецким уже достигли ушей ревнивого и самолюбивого супруга. Но странный человек со сросшимися в одну черту черными бровями схватил ее за руку и куда-то потащил. В спальне фрейлины она мгновенно поняла все, образовалась спасению и не стала противиться страстному порыву спутника и собственному мстительному чувству, когда тот завалил ее на сундук. Так, на голове у Николая, Вечный жид насладился его женой, после чего увел ошалевшую от восточных сладостей даму.
Чудовищное унижение сломило гордость императора. Подхалимничая перед Агасфером, он жалко мстил ему, называя про себя «Вечно жидовской мордой».
И вот сейчас «Вечно жидовская морда» опять расселась в кабинете, вытянув худые ноги в грязных, разношенных сапогах, и потребовала еды противным, тягучим голосом.
— Сейчас сделаем, — отозвался император с готовностью расторопного полового. — Ростбиф пойдет?
— Кошерный? — спросил Вечный жид.
— Откуда же кошерной пище взяться, отец командир? Вы бы предупредили.
— Я иду с фиордов. Как мог я предупредить?
— Может, рыбки? Лабарданчика, семужки или сига онежкого?
— Гефилтер фиш.
— За щукой посылать надо на рынок. Вы подождете?
Агасферу есть не хотелось, он вообще мог обходиться без пищи сколько угодно. Но неизвестно почему, войдя в образ Петра Верховенского, он не мог из него выйти. А Верховенский отнял котлетку у Кармазинова и вином заставил поделиться нетороватого писателя. Кроме того, ему приятно было мучить Николая русским языком, которым тот плохо владел. Он говорил: «пущай», «надысь», «ложить», «арьмия». Удивляться тут нечему: французскому его обучал бежавший от революции обитатель Сен-Жерменского предместья, а русский он постигал преимущественно в девичьей. После долгих ломаний Агасфера сговорились на гурьевской кашке. Николай отдал распоряжение, после чего занялись делами и, к великому облегчению царя, перешли на французский язык.
Агасфера интересовало, как идет внедрение евреев в дворянские роды. Николай подготовил список. С удовлетворением отметил Агасфер Абрамовича Баратынского, бесконечных Абрамовичей по материнской линии у национального русского поэта Пушкина, даже один Исакович затесался.
— Хорошенько проверь этих Абрамовичей, — наказал он Николаю. — У вас в России ни на что нельзя положиться, сплошной бардак… О чем я еще хотел спросить?.. Лермонтова убрали?
— Будет сделано, отец командир. Соломоныч уже заложил пулю.
— Не тяни, Николя. Такие, как Лермонтов, рыбья кость в горле еврейского народа.
— Почему? — удивился царь.
— Он против шинков. Не дает споить богатыря.
Николай внимательно посмотрел на Агасфера, которому как раз подали гурьевскую кашу, благоухающую ванилью, и он начал неопрятно, чавкая, есть. Что он несет? Неужели и этого колдуна постигло старческое слабоумие?
Но Вечный жид знал, что говорит: следуя на Кавказ, Лермонтов, по свидетельству сопровождавших его офицеров Монго Столыпина и Коко Бурляева, агитировал против шинков. Николай успокоил Агасфера: богатырь прекрасно обходится кабаками, трактирами, кружалами, пивными, полпивными, кроме того, гонит домашнее вино вопреки всем запретам и не нуждается в помощи шинкарей. Русская бочка полна до краев. Вечный жид немного отмяк. Где пьянство, там половая распущенность, а тут не до чистоты крови.
После этого Вечный жид собрался на покой. Ему завтра в Китай двигать — путь не близкий и не торный, надо хорошенько выспаться. Николай поинтересовался, как идет жидофикация Небесной империи. Тут нет затруднений. Вечный жид еще в прошлом веке пригнал туда полсотни галер с еврейскими рабами и, дав им вольную, запустил в китайское население. Они расплодились с невиданной силой. Китайские дамы в один голос утверждают, что с обрезанными кавалерами приятнее иметь дело; кроме того, дети от смешанных браков рождаются с узкими глазами и вполне сходят за китайцев. Но ему надо проследить, чтобы еврейская кровь не слишком разжижалась.
Николай предложил положить Агасфера в малом кабинете.
— Нет, в египетском зале Эрмитажа. Хочу завтра вывести себя оттуда, как Моисей евреев из Египта. И люблю я высокие потолки, они напоминают мне небо Израиля.
Николай не знал, как реагировать на слова Агасфера, содержавшие шутку и ностальгическое чувство. Он усмехнулся и тут же утер слезу, что не произвело на Вечного жида никакого впечатления.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Андрей Платонов (1899-1951) по праву считается одним из лучших писателей XX века. Однако признание пришло к нему лишь после смерти. Повесть «Котлован» является своеобразным исключением в творчестве Платонова — он указал точную дату ее создания: «декабрь 1929 — апрель 1930 года». Однако впервые она была опубликована в 1969 года в ФРГ и Англии, а у нас в советское время в течение двадцати лет распространялась лишь в «самиздате».В «Котловане» отражены главные события проводившейся в СССР первой пятилетки: индустриализация и коллективизация.