Ничейный час - [5]

— Будет несправедливо и горько, если из-за меня, обычной женщины, погубите друг друга вы, слава Ночи и слава Дня. Не простят мне этого. Потому вот что я скажу. Это озеро на заре окутывает розовый туман, а на закате — лиловый. Завтра, в ничейный час перед утренней зарей придите сюда. В тумане увидите вы на миг тень лебедя. Кто поразит его стрелой — тот будет моим мужем.

— Убить лебедя? Как это можно? Это жестоко! Это неправильно! — Майвэ захлюпала носом.

— Не перебивай. И подбери сопли, раньше времени что хлюпать? История еще не кончена… Вот и они оба даже не подумали о том, что негоже убивать лебедя… В общем, они встретились на берегу в ничейный час, и когда в тумане мелькнула тень лебедя, оба выстрелили. А потом побежали к воде, посмотреть, кто попал. И увидели, что попали оба. Только вместо лебедя убили они Ткачиху.

— Почему?! Как это вышло? — Майвэ уже ревела ревмя.

— Потому, что обоих слишком ослепила страсть. Если бы они умели владеть собой так, как должно, может, и не были бы они такими великими бойцами, но увидели бы в облике лебедя Ткачиху. А так… уж как вышло.

— А чего же она так? А? Заче-е-м она так сделала-а-а-а?

— Да потому, что надеялась, что они увидят ее, а не лебедя в тумане. Или хоть один увидит. И он уж точно не стал бы стрелять, и она выбрала бы именно его. Но они были слепы, потому, что поддались страсти.

— И что? Что с ними потом было? — рыдала Майвэ.

— Оба скоро погибли, потому, что у них не осталось воли к жизни. Так что учись владеть собой.

Майвэ долго плакала тогда, так что Нежной Госпоже пришлось позвать Нельруна, чтобы он спел девочке песню успокоения и сна.

Майвэ почему-то вспомнился Науринья. В нем тоже не было спокойствия. И в отце был непокой, но все же он умел держать себя в руках. Потому он и победил Жадного, Майвэ была в этом уверена. Но когда она спрашивала, почему Жадный убил дядю Эринта, что дядя сделал не так — отец отмалчивался. И Майвэ поняла, что вот он, тот самый рубец, который мешает отцу быть совершенным магом. Потом отец рассказал ей про деда-короля, которого она никогда не видела, разве что на портрете в медальоне госпожи Диальде. И Майвэ узнала еще об одной ране в душе отца. Так она начала понимать печаль и горе других людей и сочувствовать им. Дед говорил, что это хорошо.

— У тебя будут потери, будет горе, это уж так водится. Но ты уже к той поре закалишься и будешь готова. Раны будут, куда ж без них. Но заживут хорошо. Эти рубцы тебя не изуродуют.

А матушка рассказывала о землях Дня. Наверное, она тосковала, но когда Майвэ спрашивала — а давай поедем в твой дом, в поместье Шеньельтов — мама только качала голой и когорила — теперь мой дом здесь. И Майвэ решила — однажды она приедет в мамин дом и вернет его ей. Это справедливо!

У мамы в холме было много книг с историями Дня. Это папа и Дед добывали их для нее, выменивали, покупали через многие руки прямо от Дневных. И мама рассказывала Майвэ про прекрасную Уэльту и Дарраму Изумрудных башен, суровую Ньеру цветных витражей, про поля и леса, и детей богов, героев былого давноего и недавнего. Мама не была бардом, но умела рассказывать так, что у Майвэ в гролове возникали картинки ничуть не хуже, чем в книгах. А еще мама показывала на большой красивой карте, подаренной отцом, где какие места.

— А по этой улице в День урожая ехал Ала Аларинья, и принцесса Данналь бросила ему маленькую ароматную дыню с балкона.

— А кто такой Ала Аларинья?

Мама улыбнулась.

— Ала Аларинья, красавец отважный,

Кто в игре копий сравнится с тобою?

Белый конь под тобою танцует,

Что сравнится с твоей улыбкой?

Златоволосый, зеленоглазый,

Кто из девиц устоит пред тобою?

Кто из бойцов с тобой сравнится?

— Он был красивый как ты?

Сэйдире рассмеялась. В Холмах многие вохваляли ее яркую дневную красоту, ее золотые волосы и зеленые глаза.

— Даже если женщину сравнить с самым красивым мужчиной, вряд ли это ее обрадует. Но был он красив, да. И принцесса Данналь его полюбила. И он ее тоже.

Это было красивое начало сказки. Майвэ во все глаза смотрела на маму и слушала во все уши.

— Принцесса была просватала на Блюстителя Запада.

— И он ее похитил?

— В сказке да, похитил. И они поженились и были счастливы.

— В сказке? А на самом деле как было?

Мама покачала головой и снова нараспев проговорила стихи.

— Сожалею, Аларинья,

Мой племянник, сожалею

Вас казнить приговорили.

Дали яблоко хранить вам

Королевское, златое,

Вы ж испробовать посмели

То, что не для вас растили.

У Майвэ задрожала нижняя губа.

— А принцесса? А как она?

— В другом предании она отравилась.

— А на самом деле?

— А на самом деле она вышла замуж на Блюстителя Запада и родила ему троих детей — двух сыновей и дочь. Пережила мужа и скончалась в глубокой старости.

Это было некрасиво. Это было неправильно. В это не хотелось верить.

— Но почему? Почему не как в сказке?

Сэйдире положтла руки на плечи дочке и сказала:

— Потому, что она была дочерью короля. А короли должны выполнять свой долг ради Правды короля. Она была просватана. Она должна была выйти замуж ради мира в землях Дня.

— Но как же может быть Правда, если ее против воли? Если не за Ала Аларинью?