Ничейной земли не бывает - [35]

— Конечно.

— И поговори с ней об этом обмене. Объясни ей, как сможешь…

Стефан тяжело вздохнул:

— Думаешь, стоит?

— Надо попытаться…

— Я думал, может быть, ты…

— Еще чего! — перебила его Фридерика. — Не я ведь менялась, а ты…

Глава 4

К десяти часам генерал-майор Вернер закончил проведение рекогносцировки. Присев рядом с Шанцем возле поросшей травкой стенки дренажного рва глубиной в рост человека, он смотрел вслед своим заместителям и командирам частей, которые расходились по местам. Метров через шестьдесят они выйдут к поперечной траншее, тянущейся вдоль широкой дамбы. Вверху дамба укреплена битым кирпичом и шлаком и одним своим концом тянется на востоке до Тополиной рощи. Только там офицеры вылезут из траншеи и под прикрытием деревьев пройдут к машинам, стоящим на опушке.

Один за другим офицеры исчезали за поворотом. Они сами выбрали для себя этот путь. Хемпель, Кулонски и зять Вернера шли слегка пригнувшись. Ни один из них не мог позволить себе небрежности. Приближенность к боевой обстановке — это не лозунг, а основное условие, даже требование, которое относилось не только к солдатам, но и к офицерам. Генерал Вернер в этом отношении не делал скидок ни на звание, ни на должность, ни на возраст. Все в дивизии придерживались этого правила, считая его очень верным.

А всего три года назад нормы поведения здесь были несколько иными, и Вернеру пришлось, когда он стал командиром дивизии, на первых порах принять довольно крутые меры.

Помнится, командир артполка подполковник Хаушильд, например, подъехал тогда на своей машине к самой ложбине, откуда командиры вели разведку местности и позиций противника, спокойно вылез, дал кое-какие указания водителю и пошел во весь рост по песчаной промоине, в которой лежали Вернер и уже прибывшие офицеры. Подполковника это, кажется, развеселило. Он поприветствовал всех дружеским жестом и, показав рукой в сторону леса, сказал:

— Не видите, вон там, в лесочке, вражеский пулемет, а в ста метрах лежит ефрейтор «противника»!

Кто-то засмеялся. Вернер, не вставая с места, повернулся на бок, чтобы лучше разглядеть Хаушильда, и приказал:

— Поезжайте обратно в полк, а сюда пришлите своего заместителя! Он примет командование полком. А вас я отстраняю от дальнейшего участия в учениях. Возвращайтесь в казармы!

На лице подполковника появилось жалкое подобие улыбки, он смущенно смотрел то на одного офицера, то на другого, как будто искал объяснения. Но все, кто лежал перед ним на песке, сосредоточенно молчали. Постепенно улыбка сошла с лица подполковника, и он стал таким беспомощным и растерянным, что Вернеру даже захотелось отменить свое решение, но он не поддался чувству жалости. Он хорошо знал, что о его приказе сразу же станет известно во всей дивизии и уж тогда ни один офицер не посмеет столь легкомысленно нарушить его требование.

При этом генерал руководствовался отнюдь не субъективными мотивами. Напротив, подполковник Хаушильд считался отличным артиллеристом и хорошим командиром. Однако в тот день, не поступи Вернер таким образом, мог бы произойти подобный случай и с кем-либо другим. А тут комдив одним-единственным приказом избавил себя от необходимости проводить воспитательные беседы и давать разъяснения. Приказы подчас лучше убеждают подчиненных, помогают им быстрее отвыкать от плохих привычек.

Полковник Шанц выпрямился, дотянувшись почти до края рва, и положил фуражку на траву. Местность, лежащая перед ними, вдали постепенно переходила в длинный ряд холмов, почти лишенных растительности.

Шанц наклонился, широко расставив ноги, над водой, которая спокойно текла по дну рва, и смыл с рук песок.

Вдали последним за поворотом исчез полковник Бредов.

Вытерев руки уже не очень чистым носовым платком, Шанц снова сел рядом с генералом и проговорил:

— Я считаю, что Бредов не может быть командиром дивизии…

— Это решаем не мы.

— Его можно использовать только на такой работе, где он не будет непосредственно связан с людьми, — продолжал Шанц.

Вернер закрыл глаза и повернул лицо к солнцу, которое будто застыло над рощей.

— Он с отличием окончил Военную академию Генерального штаба. Его просто так не переведешь куда-нибудь.

— Командовать дивизией — это значит командовать людьми, — не сдавался Шанц. — А командир, который не умеет ценить своих солдат, не верит в них, даже если он и окончил академию, вряд ли добьется хороших результатов.

Вернер молчал, но не потому, что не знал, как ответить. Они с Шанцем уже не раз говорили о Бредове. И каждый такой разговор обычно начинал Шанц. Полковник говорил тихо, спокойно, однако в его голосе сквозили нотки раздражения.

— Бредов не понимает солдат, как не понимает молодых людей вообще. Их тревоги и волнения чужды ему. Он один из тех, кто всегда много говорит об индивидуальности, о личности солдата социалистической страны, но своего кумира, которого при каждой возможности он противопоставляет живым людям, создал по шаблону. И как же такие, как Бредов, бывают разочарованы, когда реальные молодые современники не совпадают с их представлением о молодежи. Бредов, вероятно, никогда не сможет стать настоящим командиром.