Ничей - [14]

Шатался, едва не падал, останавливался, садился на землю, отдыхал, поднимался и снова шел. У Дубининого причала упал на бочку, голову опустил, и будто украли его из этого мира злые духи. Не слышал, не видел, не чувствовал. Уж как Дубиня достучался до потустороннего мира - то у Дубини вызнавать.

- Кликну кого, на лошади довезут.

Безрод мотнул головой. Рано еще. На тот свет повезут на лошади. Повезет огненная колесница. А к дому - самому на ногах ходить.

- Сам дойду. Передохну вот.

- Сам, сам! И меча своего не удержишь. Упадете оба - придавит, не выберешься.

- То мое. Свое не давит.

- Язык-то еле таскаешь, куда там меч!

- Нет хлебов-то?

- Да не подвез еще. Жду.

- Стало быть и я жду...

Безрод не помнил, как добрался до корчмы. Верное, сам дошел, по шажку, медленно да верно, что дюжинник под бочкой. Поднялся по всходу к себе в каморку, верное, тоже сам, не на крыльях же взлетел. Дальше - туман.

- ...а ты не гляди, что худ, в нем костей на целый пуд.

Безрод открыл глаза. Стоят Брань и рядом ворожец давешний, руку ко лбу подносит и такое блаженство затопило гудящую голову, ровно помер уже, от тягот земных освободился. И так снова в сон потянуло, что и вдохнуть не успел, а уж в сон провалился, только чистый и легкий, без мути в груди, и шума в голове.

Сколько спал и сам не знал, но только открыл глаза, а он еще тут. Один. Брань, видать, службу далее понес, привел ворожца, ус покрутил и ушел, а ворожец остался.

- Чего пришел?

- Экий хозяин грозный, и суров и сердит, аж бровями шевелит! Лучше?

Ну лучше. И что далее?

- Лучше. - буркнул и попробовал встать. Стюжень не мешал.

- Ты ведь Волочков человек?

- Был.

- Это Волочек был. А ты остался.

- Чего надо?

- Встань.

Безрод встал ни легко, ни тяжело.

- Княжь к себе зовет.

- Своих пусть зовет. Не пойду.

- Аль боишься чего?

- Ага, языка своего боюсь. Кабы бед не натворил.

- Про то княжь хочет вызнать, что в чернолесской заставе приключилось, почему ты, единый выживший, княжу не открылся, почему пояса сам себя лишил, сколь много полуночников, что на пристани нынче приключилось?

Нынче? Так еще сегодня?

- Нельзя мне к княжу. Сердит он больно. Невзлюбил меня. Нет, не пойду.

- Тот парень белобрысый, Гремляш зову, здравиться начал. Ты ему навроде отца стал. Зайди, проведай.

Был один, что дуб во поле, теперь что ни день - сыном обзавожусь, то годов пожитых, седым да кряжистым, то молодым да белобрысым. Чудно! Еще и корчмаря мне в сыновья сосватай!

- Не пойду.

- Просил.

- А что княжь так сердит?

- Зол. Полуночники обложили. Сеча будет. Сам знаешь.

Безрод задумался. Зол, как же! Памятью княжь зол, вот что, поди забудь те слова, ведь не воробей, вылетели не поймать. А он появись на княжьем дворе, мигом зло сорвет. Чем впусте обещать, сдержал Безрод язык за зубами. Ворожец понял, промолчал, только нахмурился.

- Не сердись, сынок, но тревожно у меня на сердце.

- Чего ж?

- Чую перемены страшные. Что-то с княжем не то. Не тот стал, как воротился из чужедальних краев. Переменился, будто кем иным перекинулся. Трясется, мало пеной злой не исходит.

- А дружинные что ж?

- Так разве углядишь что, если любишь? Дружинным разреши, так по земле ступить не дадут, на щите носить станут.

- Ты-то узрел.

- Я старый. Мне княжь, что сын. Люблю, люблю а и в душу гляжу, да помалкиваю.

Безрод молчал. Ворожец ждал вопроса, не дождался, вздохнул и сам к тому повел.

- Весь город княжа любит, потому и не видят, а и увидят - многое простят. Ты - иное, не любишь, не его человек, мало не на ножах вы. Приглядись, прошу, тебе любовь глаза не застит, приглядись, прошу.

- Ты ворожец, тебе княжа и здравить, кости кинь, поворожи. У меня дела иные. Уйду еще до полуночников.

Ворожец долго смотрел на Безрода и никак Ничей не мог понять, как тогда в дружинной избе, зол верховный или нет. Хоть кивнул бы что ли!

Стюжень тяжело поднялся с бочки, в дверях оглянулся. Занял собою весь проем, огромный, мосластый, такой не за посох ухватится, высадись полуночники на берег - за черен меча. Переменился, будто перекинулся кем иным... После чужедальнего похода... Полно, а княжь ли то вернулся?

- Ты один волком на княжа зыркаешь, тебе одному умильная слеза взор не туманит, приглядись. Свидитесь еще, знаю.

Безрод спустился во двор, долго глядел в спину Стюженю. Когда же это свидеться доведется, ведь через день, другой, помашет веслом Дубининой лодью и княжу, и старому ворожцу, и берегу боянскому? Каждому свой путь, а Безродов ратный путь кончился. Все! Хватит! Дважды осиротел, третьему разу не бывать!

4

Долго сидел у поленницы на колоде. Отполыхала зорька, стемнело, а так дышалось легко, будто вынул Стюжень душу, выколотил, ровно грязный коврик о столб, да на место чистую и всунул. Уже разошлись выпивохи корчемные, постоялые люди разбрелись подушки давить, выбежала девушка с кухни, повечерять принесла. Кашу, хлеба краюху, да чарку молока. Хотел было улыбнуться, да вовремя сообразил: темно, не увидит, а хочешь приветить так слово доброе скажи.

- Добра ты, красавица, а чего ж сама? Из кухни и крикни.

- Мне не в тягость. А молочко только-толькошнее. Сама доила.