Ничего невозможного - [64]

— А откуда…

— На наружном краю подоконника я нашел тонкое веревочное волоконце… хм… весьма забавное волоконце. Его надо будет изучить подробнее…

— И по тому, из чего она сделана, мы сможем узнать, откуда взялась веревка, — закончила вместо сыщика агентесса.

Довольный Гриф собственническим жестом притянул девушку к себе и смачно поцеловал прямо в губы.

— Мне с тобой крупно повезло, красотка.

Лалил вопросительно подняла тонкую бровь. На пороге тридцатилетия она по-прежнему выглядела крайне, почти подозрительно молодо.

— Ты — умная, — заявил Деврай.

— Большинство мужчин не считают ум достоинством женщины, — усмехнулась невесело она.

— Так говорят глупцы, — пожал плечами сыщик. — Я так не считаю, командор Урграйн так не думает, и уж тем более не лорд Джевидж.

«Хотелось бы мне оправдать ваши надежды, милорды», — подумалось Лалил. Еще больше ей хотелось помочь леди Фэймрил. Мис Лур почитала огромной честью, что с ней, с дочерью содержательницы дома терпимости, не гнушается общаться настоящая аристократка. До знакомства с миледи Лалил относилась к людям благородного сословия с долей зависти, мол, просто повезло счастливчикам родиться в знатной семье. Но, попытавшись перенять у подопечной хотя бы часть манер и умений, она обнаружила, что быть леди очень непросто, это почти что работа. Да, именно работа, каждодневный труд, если угодно, соблюдение множества правил, как писаных, так и неписаных, постоянный самоконтроль. Аристократ должен уметь сдерживаться, в чем-то обуздывать свои желания, не давать себе воли. И оказалось, что плебейство — это гораздо проще, не требует никаких усилий и при первом же удобном случае норовит вылезти наружу. Так и тянет положить локоть на стол и утереться рукавом. И не столько сословные предрассудки виновны, сколько сама по себе гнется спина, не ведающая потребности держаться прямо что бы ни случилось. Искушение разразиться площадной бранью в ответ на унижение слишком велико, и ежели нет привычки размышлять над сказанным словом и ценить достоинство, то с языка посыплются еще те словеса, оскорбительные не столько для обидчика, сколько для чести говорящего. Выглядеть королевой в скромном платье, внушать трепет одним лишь взглядом и ставить на место любого хама поворотом головы — право слово, у леди Джевидж было чему поучиться.

А еще… еще… Лалил очень привязалась к Диану. Все-таки, как ни крути, она родилась женщиной и в глубочайшем, потаенном уголочке сердца любила всех маленьких, шелково-бархатных, теплых и нежных. Но никогда и никому не признавалась в этом, даже себе самой. Оттого так тяжело находиться в этой комнате — устроенной с огромной любовью для долгожданного первенца, смотреть в пустую колыбель, на стопки аккуратно сложенных пеленок и перебирать осиротевшие погремушки.

— Погоди-ка… — Лалил внимательно огляделась вокруг. — Я не вижу любимой игрушки Диана. Такой сине-красный звенящий шарик на палочке.

Они с Грифом встретились взглядами.

— Выходит, забрали вместе с малышом.

— Это хорошо или плохо? — с тревогой спросила мис Лур.

— Это хорошо, — уверенно заявил Деврай.

Доклад командора Раил выслушал, не проронив ни слова, даже не пошевелившись в своем огромном уютном кресле. В столь поздний час император принимал лорда Урграйна в личных апартаментах, уже будучи облаченным в пижаму и широкий атласный халат. Впрочем, император всегда остается императором, хоть в бане, хоть в опочивальне, хоть в тронном зале, обольщаться его домашним видом не следует в любом случае. Абсолютно по-отцовски оттопырив нижнюю губу, закинув ногу на ногу, Раил Второй внимал рассказу о несчастье, постигшем Джевиджа, и только ВсеТворец ведал, что творилось в монаршей голове. По крайней мере, гадать Лласар не решился. Глубочайшее сочувствие и удивительная черствость уживались в характере императора, являя себя окружающим без всякой системы и правил. Нынче же отношение к Россу Джевиджу и его семейству неровное и местами не слишком доброжелательное. К тому же со своей провинностью лорд канцлер сочетан законным браком и каждую ночь ложится с ней в одну постель.

Командор несколько раз по собственной инициативе пытался объяснить Его императорскому величеству, как это — быть однолюбом, таким как он сам или Джевидж. Тут ведь ничего не сделаешь, даже при огромном желании, такова прихоть природы, чтобы взрослый здоровый и лишенный предрассудков мужчина любил только одну женщину, выделял ее между сотен других, желал только ее тепла и ласки. Понятно же — от Росса никто подобного не ожидал, с его-то многолетним пренебрежением любовью и чувствами. Но вот случилось, так что же теперь делать? Душить? Руки выкручивать?

Раил искренне не понял задумки начальника Тайной службы, напомнив, что будь лорд Джевидж лицом частным, то и проблемы никакой не было бы. Но если его личная жизнь может столь радикально повлиять на политику империи, то разумнее всего попытаться хоть как-то предупредить неприятные последствия. А однолюб Росс или просто спятил на старости лет — вопрос к мэтрам входящего в моду психоанализа.

— Как он намерен поступить после того, как похитители заявят о своих требованиях? — спросил Раил.