Ничего невозможного - [17]

— Он такой маленький, он почти невесомый.

— А знаешь, какой он был тяжелый в животе?

— Я почему-то думал, что они должны быть побольше.

— Это потому, что ты никогда не видел новорожденных… Ой! Он зевнул! Росс, ты видел?!

Созерцание новоявленного чуда могло занять всю ночь, поэтому Ниал Кориней решил взять дело в свои руки.

— Так! Хватит курлыкать. Вы еще налюбуетесь своим младенцем, особенно видом его розовой попки. Фэйм надо отдыхать и набираться сил, ребенку тоже. Я пришлю к вам сиделку, миледи, — распорядился строгий профессор. — Если вдруг почувствуете недомогание, сразу зовите меня или Финскотта. Лучше его, потому что я собираюсь выпить с вашим супругом по рюмашке и отправиться на боковую. Я, видите ли, старый человек и очень устал.

Молодая мать безропотно подчинилась и, дав себя крепко-крепко поцеловать, с чистой совестью отпустила мужа.

— Только не забудь принять лекарства, дорогой.

— Я прослежу за нашим дорогим милордом, Фэймрил. Спите, наконец, — почти ласково рыкнул Кориней, выволакивая Джевиджа из комнаты.

Пили, естественно, вовсе не темное пиво. В честь лучшего акушера в империи Росс достал дьявольски дорогой коньяк, хранившийся в хрустальном графине с притертой позолоченной пробкой, на случай, если его дом вдруг решит посетить император.

— Ух-х ты! — восторженно выдохнул Ниал Кориней, засунув нос в бокал и звучно потянув носом. — Какое роскошное пойло! Надо было сразу сказать, что вы держите дома такой божественный напиток, тогда не пришлось бы меня долго уговаривать на переезд.

Профессор возлег на диванчик, Росс развалился в кресле, и оба совершенно одинаково блаженствовали. У Джевиджа словно гора с плеч свалилась. Такое облегчение после почти восьми месяцев постоянного страха за жизнь и здоровье Фэйм, что никакими словами не передать. Эйфория накатила на лорда канцлера кипучей волной. Он откинулся на спинку, положил ноги на край стола и счастливым взглядом изучал знакомые трещинки на потолке, болтая при этом все, что в голову приходило:

— Какой все-таки чудесный малыш у нас получился. Вот завтра Кири удивится. Не было братика, и тут — раз! И есть братик. Она точно будет в восторге. А еще надо придумать, что бы такого подарить Фэйм. Может быть, рояль известного мастера? Или собственный выезд? А? Четверку серых в яблоках? Потому что от еще одного бриллиантового гарнитура она точно откажется. Или что-нибудь экзотическое? Мне бы хотелось ее и удивить, и порадовать…

Отрекшийся маг и профессор медицины сосредоточенно молчали, малодушно оттягивая начало нового разговора. Это было бы жестоко — не дать Россу Джевиджу хотя бы немного передохнуть. Совсем чуть-чуть, чтобы у того хватило сил вынести новый удар.

— Теперь мне понятно, почему все так получилось с Ольрином. Я ведь не был с ним с самого начала, мы так и остались чужими людьми. О какой преданности можно говорить? О каком уважении? Взять своего сына на руки сразу после рождения — это многое меняет, — рассуждал милорд, с наслаждением отпивая крошечные глотки драгоценного коньяка. — Теперь я по-настоящему стану отцом. Не номинально, а на самом деле.

— Вот как раз на эту тему я и хотел с вами поговорить, Росс.

Сказано было таким тоном, что только глухой не догадался бы о таящейся за словами беде. Радужное настроение лорда Джевиджа испарилось в одночасье. А лучше сказать, лопнуло, словно мыльный пузырь. Он вскочил с кресла и уставился на Ниала.

— Что… что-то с Фэйм?

— Нет, — покачал головой профессор. — С ней все в порядке.

— Тогда с Дианом? Он болен?

«Это хорошо, что ты называешь его по имени», — подумалось Коринею.

— Ваш сын здоров.

— Но что-то все равно не так?

— Да, милорд.

— Что же?

Росса трясло, как в лихорадке, его бил озноб, и затяни Кориней еще на мгновение, того и гляди хватил бы канцлера апоплексический удар.

— Ваш сын родился магом, милорд.

Глава 3 Ночь и день

Глазные яблоки болели от давления на них основанием ладони, но только так Росс Джевидж сумел совладать с собой. Не видеть ничего, погрузиться в темноту. А еще до крови закусить губу, чтобы не кричать. Иногда это срабатывает. Вот только не существует никакого укорота на истекающее болью и обидой сердце.

Проклятие! За что? Почему именно с ним? Отличные, правильные и правомочные вопросы, задаваемые непосредственно ВсеТворцу. И на которые Он никогда не отвечает.

— Это точно? Вы уверены, мэтр? — голос канцлера не дрогнул, когда он отнял руки от глаз.

— Абсолютно. Любой маг, прошедший инициацию и обучение, способен распознать зачатки дара в ребенке.

— Даже в новорожденном? — столь же бесстрастно уточнил Росс.

— Ваш сын будет очень сильным волшебником, возможно, ему не будет равных. Поэтому в тот миг, когда он впервые сделал вдох, я сразу ощутил, как вспыхнул лепесток его силы, — не стал скрывать Ниал Кориней.

О! До самого своего смертного часа профессор не забудет этого мгновения. Маленькое, хрупкое, еще покрытое родовой смазкой тельце вздрогнуло в руках, и воздух устремился в легкие, раздувая не только огонь жизни, но и пламя Дара. Мэтр Кориней чуть сам не закричал, когда младенец издал первый пронзительный вопль, настолько яркое это было видение — алмазно-сверкающая искорка, мерцающая в непроглядной тьме бессмертного духа новорожденного чародея.