Ни за какие сокровища - [9]

Лишившись общества подруги, она села к столу и налила себе водки. Выпила одним быстрым глотком, и ее аж передернуло. Налила еще рюмку, выпила и почувствовала, что наконец-то становится немного легче. Общество тоже все больше распускало галстуки и чесало языками. Во время первой в этом году жары три бокала пива и немного водки превращали людей в невнятно бормочущие мешки. Эва пила на равных с другими, слушая разговоры о коровах, скупке скота, обо всем, абсолютно обо всем, что когда-то было одной из главных причин, чтобы сбежать отсюда. А теперь вернулась. Бум! Она поставила на стол очередную выпитую до дна рюмку.

– Эва, ты же наша деваха! – Солтыс, уже совершенно пьяный, со всей силы хлопнул ее по спине, и девушка аж подавилась. – Возвращаешься в деревню, так и должно быть. Мы же не городские, нас город не приютит, хоть бы, б…, не знаю что. Я не прав, Казек? Не прав?

Казек не реагировал – он уже спал в углу, измученный водкой и жарой.

Эве вдруг стало нехорошо. Возможно, от водки, а может, совсем по другой причине. Она не хотела больше ни минуты оставаться за столом с людьми, с которыми у нее не было ничего общего.

Эва встала и, не обращая внимания на призывы вернуться, направилась в сторону ворот. Вышла на дорогу и, покачиваясь, двинулась дальше.

Дорога от их дома вела на развилку. Направо поворот к деревне, налево – к озеру. Чувствуя головокружение, Эва отправилась в сторону воды. Шла в босоножках на низких каблуках, подворачивая ноги на выбоинах. На этой дорожке никогда не было асфальта, а брусчатка рассыпалась еще до войны. Неожиданно из-за поворота вылетел внедорожник. Он передвигался со слишком большой для такой дороги скоростью и, прежде чем девушка сориентировалась, оказался в нескольких метрах от нее. Эва отпрыгнула в последний момент, а огромная машина, ревя двигателем на высоких оборотах, едва не задела ее. Девушка упала на обочину, прямо в кусты.

– Как ездишь, кретин! – закричала она, выкарабкиваясь из рва и потирая ушибленное бедро. – Вот идиот!

Всякое желание гулять как рукой сняло. Она сразу протрезвела и, прихрамывая, отправилась домой. Из поцарапанной ежевикой икры текла кровь.

К счастью, вскоре на дороге появился «фиат» Витковяков – сын хозяев, как всегда, ехал без прав.

– Эвка, привет! Давно не виделись! – закричал он через приоткрытое окно и, заметив ее окровавленную ногу, спросил: – Что случилось?

– Привет, Эдек. Долго рассказывать. Подбросишь меня к дому? Нога болит, как не знаю что.

Парень кивнул, и Эва забралась внутрь. «Как раньше целыми семьями ездили этими маленькими машинами на отдых в Болгарию?» – подумала она.

– Слушай, а кто здесь ездит на большом джипе? – спросила Эва, послюнявив платок и пытаясь очистить рану от песка.

– Черная машина? – У Эдека загорелись глаза. – Это не джип, Эвка, а «рендж ровер».

– Иисус, но кто на нем ездит? – Эва закатила глаза.

– Ты не знаешь? О, видно, что тебя долго не было. – На прыщавом лице Эдека мелькнула усмешка. – Это пан председатель Кропивницкий развлекается.

– Кто?

– Старуха, где ты живешь?! Это один из самых богатых чуваков в Польше, у него дом в километре от вас, а ты ничего не знаешь! Блин! Ты слишком много сидишь в лабораториях. – Снова засмеялся. – У мужика до х… бабла, и два года назад он вроде купил здесь сорок гектаров у Казеков, Майхровских и кого-то там еще. Огородился и построился. Пани Аля там раз была – заменяла его экономку, так говорит, что дворец, как у Кульчика. Будто бы даже башни есть, слышишь? Башни! Ха-ха-ха! С дороги ничего не видно, а на территории камеры, так что никто не лезет.

– Интересно… – Эва продолжала массировать ноющую ногу. – Спасибо, Эдек, что подвез. И сдай наконец на права, парень.

– А зачем? Чтобы их у меня забрали? – Он расхохотался, демонстрируя отсутствие верхней четверки, и, сжигая резину на повороте, помчал дальше.

Дорогая Анелька!

Я жива! Ежедневно молюсь, чтобы Бог позаботился и о вас. Не знаю, попадет ли в твои руки это письмо, стоит ли наш дом, как раньше, и все ли вы в нем вместе. Пишу с надеждой в сердце, что ты прочтешь эти строки, и с еще большей надеждой, что дано мне будет к вам вернуться. Я выплакала по вам глаза и боюсь думать, что со мной будет дальше. За что нас постигло такое несчастье, право, уже и не знаю, кого спрашивать. У Господа Бога, наверное, так много работы где-то в другом месте, что о нашей несчастной земле он, похоже, совсем забыл.

В поезде были со мной украинцы, поляки, русские и даже французы. Одних везли в лагеря, а других, как меня, к хозяевам. Высадили нас где-то темной ночью. Я дрожала от холода как осина. На станции нас разделили на меньшие группы. Кричали. За мной и за одним хорватом пришел какой-то толстый мужчина и по-немецки приказал нам идти за ним. Я боялась, но что делать? Я шла и шла, не зная, куда иду, голодная и невероятно уставшая. Когда мы наконец дошли до ворот, начиналось утро, солнце поднималось все выше, а я по-прежнему оставалась без капли воды и без краюшки хлеба. Перед моими глазами предстал внушительный двор и хозяйство с несколькими каменными домами – одни для животных, а другие для службы. У господ есть и сады, и поля – даже не сосчитаю, сколько гектаров этого всего. Тут я должна была работать. Недалеко еще озеро – если бы ты только увидела его, Анелька, восхищалась бы, как и я!