Ни страха, ни надежды - [6]
Мою бригаду направили действовать совместно с танковым корпусом Гота (который прорвался к Руану), чтобы прикрывать его с левого фланга на юго-восточном направлении, то есть по дороге к Парижу. За двадцать пять часов мы преодолели двести километров, в жуткой пыли, часто по тем дорогам, по которым шли основные колонны. Танковые дивизии совершили прорыв, но брешь оказалась узкой. Пехотные дивизии слева и справа от них не могли двигаться так же быстро. Приходилось окружать населенные пункты и основательно их прочесывать, неся потери. Бомбардировщики противника атаковали место прорыва с воздуха, что тоже вело к потерям людей и техники.
Мой адъютант, сын генерала Фельдта, наехал в своем гусеничном транспортере на мину, погибли все, кто ехал вместе с ним. Этого молодого офицера я взял в свой штаб и в тот день, чтобы не подвергать опасности, отправил его в тыл. В Польской кампании у него погиб брат. И теперь я должен был выполнить печальный долг – написать их отцу, командиру артиллерийского дивизиона, что у него больше нет сыновей. Прошло всего три дня с тех пор, как я заезжал к нему на позиции и забрал его сына с собой.
Известие об этой тяжелой лично для меня утрате настигло нас в старом деревенском доме, где я надеялся провести несколько спокойных часов. Справа открывался чудный пейзаж, освещенный ярким июньским солнцем, слева стоял старинный резервуар для воды и еще один дом. На войне всегда выпадали часы, дышащие атмосферой мира, даже здесь. Ничем не запятнанная красота земли излучала какое-то счастье, которое смешивалось в душе со скорбью о судьбах друзей.
Моя бригада выдвинулась на передовую у самой Сены. Оказалось, что два моста, которые я намеревался захватить, уже взорваны. Подразделения бригады форсировали Сену. Развивающие наступление корпуса Манштейна взяли их с собой, подчинив командованию одного из корпусов, так что временно они вышли из-под моего управления.
Некоторое время я отдыхал в небольшом увеселительном заведении, уже пахнущем Парижем. Одна часть городка горела, и жар был просто удушающим. Я послал за бутылкой шампанского в подвал разрушенного здания, а пока ждал, наблюдал за шестью пуалю[6], ощипывавшими цыплят у полевой кухни. Двое других копали могилу для убитого местного жителя, лежавшего на мостовой и взиравшего на проходящих мимо людей остекленевшими глазами.
Потом я добрался до Руана, в котором горели дома по всему левому берегу реки и старая часть города на правом. Все магазины были закрыты. Некоторые хозяева, подчинившись приказу, открыли свои лавки, но ничего, кроме фруктов и печенья, в них не было. С берега реки пулеметчики вели огонь по мародерам и людям, скрытно пробиравшимся по опустевшим улицам. Пожарная команда пыталась укротить огонь. Офицер, старавшийся спасти собор, выстрелил в человека, который якобы хотел на него напасть, шофер держал этого человека за шиворот. На обратном пути я глядел на море дыма от горевших танков. Над дымом возвышалось чудо готики – Руанский собор, языки пламени взлетали по лесам вокруг одной из его башен.
На следующий день мы совершали марш, не вступая в соприкосновение с противником и держась позади танкового корпуса. Этот день оказался одним из самых подходящих для прекрасного «пикника». Сельская местность в стороне от дороги выглядела совсем мирной, словно один большой парк с высокими живыми изгородями вокруг небольших укромных лужаек. Кое-где пейзаж напоминал английские гравюры XVIII века: сияющий под июньским солнцем цветник, на заднем плане – сельский домик под соломенной крышей, из приоткрытой двери конюшни виднеется круп белой лошади.
Во время этих эпизодических боев наша повседневная жизнь вошла в определенный ритм. К пяти вечера заканчивался наступательный порыв и боевой пыл охлаждался. Тогда мы выбирали какой-нибудь симпатичный тихий сад, и нам подавали чай. Если никаких приказов не поступало, все продолжали бездельничать и вели себя как счастливые туристы, совершающие романтическое путешествие на авто. Разведчиков высылали вперед, чтобы подыскать место для ночлега. Дни всегда были спокойные.
Однажды разведчики наткнулись на большой нормандский замок Мотвиль, принадлежащий графу Жермини. Еще ни один солдат не переступал его порог, но он был совершенно необитаем. Цветочные клумбы недавно политы, из открытой двери церкви льется свет. В десятках комнат для гостей мы обнаружили застеленные постели, кладовые были полны шампанского «Редерер», в гостиных лежали свежие номера «Таймс» и «Ревю де де монд». Надев после ванны свежее белье (одолженное мной у одного из офицеров, так как мое пропало вместе с подорвавшимся на мине транспортером), я погрузился в долгий и глубокий сон. На следующее утро я завтракал в одиночестве, наблюдая простиравшиеся вдаль луга. Словно избалованный гость, я засиделся с сигаретой за каким-то чтивом так, будто впереди у меня был долгий тихий день в деревне.
Иллюзия разрушилась, как только я дошел до гостиной. Меня ожидало множество офицеров: слева стояли пленные французы, справа – немецкие командиры и адъютанты, жаждущие переговорить со мной.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Механик-водитель немецкого танка «Тигр» описывает боевой путь, который он прошел вместе со своим экипажем по военным дорогам Восточного фронта Второй мировой войны. Обладая несомненными литературными способностями, автор с большой степенью достоверности передал характер этой войны с ее кровопролитием, хаосом, размахом уничтожения, суровым фронтовым бытом и невероятной храбростью, проявленной солдатами и офицерами обеих воюющих сторон. И хотя он уверен в справедливости войны, которую ведет Германия, под огнем советских орудий мысленно восклицает: «Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле».
Это книга очевидца и участника кровопролитных боев на Восточном фронте. Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман участвовал в боях под Киевом, осаде Севастополя, блокаде Ленинграда, отступлении через Латвию и в последнем сражении за Курляндию. Четыре года на передовой и три года в русском плену… На долю этого человека выпала вся тяжесть войны и горечь поражения Германии.
Ефрейтор, а позднее фельдфебель Ганс Рот начал вести свой дневник весной 1941 г., когда 299-я дивизия, в которой он воевал, в составе 6-й армии, готовилась к нападению на Советский Союз. В соответствии с планом операции «Барбаросса» дивизия в ходе упорных боев продвигалась южнее Припятских болот. В конце того же года подразделение Рота участвовало в замыкании кольца окружения вокруг Киева, а впоследствии в ожесточенных боях под Сталинградом, в боях за Харьков, Воронеж и Орел. Почти ежедневно автор без прикрас описывал все, что видел своими глазами: кровопролитные бои и жестокую расправу над населением на оккупированных территориях, суровый солдатский быт и мечты о возвращении к мирной жизни.
Генерал-майор ваффен СС Курт Мейер описывает сражения, в которых участвовал во время Второй мировой войны. Он командовал мотоциклетной ротой, разведывательным батальоном, гренадерским полком и танковой дивизией СС «Гитлерюгенд». Боевые подразделения Бронированного Мейера, как его прозвали в войсках, были участниками жарких боев в Европе: вторжения в Польшу в 1939-м и Францию в 1940 году, оккупации Балкан и Греции, жестоких сражений на Восточном фронте и кампании 1944 года в Нормандии, где дивизия была почти уничтожена.