Ни слова правды - [81]

Когда вернулся, отполировал кусочком замши и без того сверкающий Тричар, побросал кинжалы в стену и поймал себя на том, что спать-то я хочу, но робею, боюсь того, что меня ждет в том мире. Эта мысль придала мне решимости, там мой дом, пусть не такой красивый и спокойный, как здесь, но убегать от него – предательство. Там Виктор Борисович, Настя, я должен их сберечь. А сделка с Лобанем? Мне бы посоветоваться с кем-нибудь. Только что спросить? Теперь я дубиус симплекс – колеблющийся в чистом виде. Просто у меня слишком мало сведений о сделках господина Лобаня, нужно бы Беппе расспросить, так что спать все равно придется. Я улегся в кровать, бросил рядом Тричар, но никак не мог расслабиться, и тогда я стал повторять краткую молитву: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!..»

Через некоторое время меня все-таки помиловали, и я услышал: «Когда господствующая идеология создает модель правильного поведения для своих вольных или невольных последователей, то выработанные алгоритмы передаются для населения с помощью средств массовой информации, доступных для существующей технологии.

Для создания необходимых образов требуются представители творческой интеллигенции, готовые транслировать идеологически правильные версии реальности, и здесь кроется конфликт между творческой энергией, суть которой хаос, и волей функционеров, надзирающих за культурой, которые стремятся установить определенную последовательность потока вдохновения, проходящего через призму восприятия творца, художественных произведений.

Проводник хаотического дыхания ноосферы Вернадского[109], или потока идей ментального мира, если говорить языком мистики, подчиняется только этому вечно изменяющемуся водопаду и не способен заставить себя производить нечто строго обусловленное. Творец пытается воплотить в доступные всем формы послания мироздания, призревая инструкции и решения комиссий.

Любое вмешательство в этот процесс создает помехи, которые могут исказить и даже блокировать и без того хрупкую связь. Произведения, созданные без подключения к вечному генератору, не имеют необходимой силы психологического воздействия на умы массовых потребителей, а значит, не могут в полной мере соответствовать задачам идеологии.

Поскольку законы мироздания созданы по всеобщей универсальной модели, уместно провести аналогию с законами проводимости электрического тока. Чем больше сопротивление проводника, тем меньше сила тока.

Каждая творческая личность обладает удельной проводимостью потока посланий Универсума – мерой способности не искажать смысл полученных сообщений.

Но идеальный приемник не может контролироваться представителями господствующей идеологии, поэтому с необходимостью следует создание специального резистора (активного сопротивления) в виде цензуры.

Только могучий проводник способен сквозь резистор цензуры протащить суждения, не вписывающиеся в идеологически правильные рамки».

Очнулся я в машине от собственного храпа, «дэзовцы» лыбились одними глазами, но также смотрели перед собой с отсутствующим лицами. Беппе заметил, что я проснулся, вопросительно посмотрел на меня, никогда бы не подумал, что можно взглядом высказать «Чего изволите?» с таким артистизмом. А изволил я беседы.

– Итак, Беппе, можем ли мы с вами обсудить наши вопросы? – спросил я его.

– Разумеется, господин, наш диванчик расположен в куполе тишины, наши спутники нас не слышат, а если бы и услышали – не беда, ни один из них не знает русского. Слышат нас только Виктор и Настя, но их тоже можно пересадить к охране, – объяснил Беппе.

– Нет, этого не требуется, я думаю, они и так знают достаточно, иначе полковник не применил бы к ним «Чистый лист», – отказался я.

– А, не берите в голову! Аркадий Михайлович, при всем моем к нему уважении, зациклен на выполнении инструкций, протоколов и прочая. Хотя, нужно признать, неожиданная казнь всего окружения всегда хорошо сказывается на сохранении режима секретности, но плохо отражается на корпоративном духе, – улыбнулся доктор.

– Да, вы правы, полковник этого не учел, иначе не стал бы меня приводить в чувство раньше, чем сделал свое черное дело, – согласился я.

– Он вас разбудил, чтобы сделать сопричастным, просто недооценил ваших выдающихся боевых возможностей. При той дозе наркотиков, которые он вам вкатил, ни один Брюс Ли не смог бы и пошевелиться, не то чтобы устроить заварушку. А ведь Бударин способен вступить в противоборство с целым взводом, и я бы не поставил на несчастный юнит ни пфеннига. Собственно, из-за беспокойства за мою жизнь Саппо представил нас лично, чтобы вы не переключили свое зубодробительное внимание на меня, – лукаво поблескивая пенсне, рассказывал доктор, – но не судите Бударина строго, он слепо следовал каким-то там пунктам какого-нибудь устава.

– Пусть полковник себе лечится, расскажите лучше о сделках Лобаня, – решил взять быка за рога я, хотя, признаться, еще немного послушал бы про то, какой я крутой.

– О, это слишком широкий вопрос, кстати, раз уж вы его так называете, правильно – Чен Лобань. Но я понимаю, о чем вы спрашиваете: о его сделках с людьми. Я сразу отмечу, чем отличается ваша сделка от всех остальных: он вас нашел сам и предложил ее заключить, тогда как обычно люди ищут возможности и пытаются заинтересовать его предложениями и, как правило, общаются с посредниками: со мной, другими сотрудниками или специально созданными сомбрэнами. Если предложение интересное, Саппо просто позволяет заключить сделку, если нет, предоставляет нам самим решать, как использовать обратившегося.