Ни слова лжи - [7]

И – вспыхнула!

Ослепительная мощь и сила! Танец раскаленной плазмы!

Крейсер метнулся прочь из системы, превращенной по воле людей в жертвенный костер, на котором сгорит и Лазурная, и все ее дети.

Руднев махнул рукой. В рубке погас свет, а стены исчезли, став прозрачней стекла. Аутодафе Лазурной предстало во всей своей жестокой красе. Человек и саакас мгновенно оказались в центре плазменного урагана.

Консул сделал пару шагов, поднял руки и уперся в невидимую стену. Он стоял, озаренный багровым огнем. Упивался буйством стихии разрушения. Плыл в потоках огненной смерти…

Когда крейсер наконец разогнался и вырвался из пылающих объятий Лазурной, Консул Империи Сол обернулся к Посланнику Саака.

Тот вздрогнул. Перед ним стояла маленькая, тщедушная по меркам любого саакаса фигурка. Но огненная буря позади него… Хомо вызвал пламенный ураган, в котором погиб миллиард его сородичей! А теперь еще и огненный шторм, в котором сгорела звезда со всей своей системой. То, что жило миллиарды лет, сегодня исчезло по воле одного-единственного человека. И человек не ужасался! Он радовался! Эта гримаса на лице зовется улыбкой, она – признак хорошего настроения. Инвестигаторы изучают расу хомо очень долго, они не могут ошибаться!

Посланник вздрогнул. Лиловая щетина на хребте, знак императорского рода, поднялась дыбом.

Консул подошел к нему, наклонился и сказал:

– Вы говорили о подарке? Вот он – подарок!

Андрей выпрямился и обвел рукой пылающую бездну. Посланник потрясенно молчал.

– Взгляните! – теперь Руднев почти кричал. – Мы показали вам! Кем мы можем быть! И кем не хотим стать! Это лучший подарок из возможных!

Огненная бездна бушевала в молчании. Консул достал из кармана тонизатор, проглотил не глядя. Когда он заговорил, в голосе послышалась усталость:

– Обдумайте это. Оцените со всем тщанием. У вас есть шестьсот тысяч секунд. Неделя по-нашему…

И Посланник остался один. Наедине с недавними событиями и древней памятью.

– …Один миллиард сто двенадцать миллионов триста сорок тысяч восемьсот двадцать одно живое существо выше третьего класса… – закончил читать очередной лист договора секретарь-саакас.

– Неверно, – промолвил Консул. – Число стоит изменить.

– Показания наших регистраторов…

– Простите. Но я не хочу, чтобы неточность или ложь отравили наши отношения. Лучше изложим так: «Неизвестное количество живых существ выше третьего класса».

Посланник удивленно воззрился на него.

– Вы же помните, мы практически не способны лгать, – добавил Руднев. – Давняя генетическая модификация. В обмен на повышение удачливости мы потеряли способность лгать.

– Да-а, – задумчиво протянул Посланник. – Странные идеи посещали ваших предков.

Пожав плечами, Лхарраль-Марра согласился с поправкой к договору.

Чуть позже Андрей провожал Посланника. Они шли под открытым небом, по липовой аллее. За несколько шагов до входа в дипломатический отсек саакас ухватил Руднева за рукав:

– Давно хочу спросить вас, Консул, в чем же заключается ваша удача? Кроме техники, науки и тому подобного. Она ведь должна проявляться и в более важных вещах. Назовите мне самое главное.

Андрей молча кивнул. Вопрос прямой, уклониться невозможно.

– Так в чем же ваша удача? – повторил Посланник.

Минуту Руднев бесстрастно смотрел в глаза тритону. Наконец проронил:

– Мы – живы. И вы – тоже.

У Посланника судорожно дернулся горловой мешок. Саакас кивнул, отвернулся и заковылял в сторону шлюза. По бокам семенили помощники, поддерживая своего господина.

Андрей смотрел им вслед. Напряжение последних тысяч минут отпустило, можно вздохнуть и вновь почувствовать аромат цветущих яблонь, вкус свежего весеннего ветра. Можно насладиться спокойствием и тишиной. Или найти себе женщину и отправиться в путешествие по миру.

Андрей сорвал с ветки липовый лист и бросил его в рот. Терпкий, вяжущий, чуть сладковатый вкус.

Консул повернулся и побрел на стоянку флаеров.

Он хотел домой. Вернуться в просторную квартиру на триста первом этаже Памирского Гвоздя. Залезть в душ и долго оттираться жесткой мочалкой. Ловить ртом обжигающие струи воды. Упасть на широкую кровать. Заснуть и забыть все.

Но отдохнуть не удалось, дома Руднев обнаружил Савойского. Старый герцог вытащил на широкий балкон любимое кресло хозяина и вольготно в нем расположился. Рядом поставил стол с широкой хрустальной вазой. Яблоки, персики, малайи, авокадо… Старик питал слабость к фруктам.

Он довольно щурился, разглядывая сквозь дымку поляризаторов белое кружево висячих мостов, и хрустел яблоком. При виде Андрея Савойский усмехнулся, бросил на пол огрызок, нашарил в вазе персик. Проговорил:

– Мне всегда нравилось это место.

Андрей нашел себе стул и сел рядом.

– Да, мне тоже. Здесь тихо и не бывает ненужных гостей.

– Научился шутить? Надеюсь, не у тритонов?

Руднев промолчал. Старик утер губы и поднял со стола тонкую синюю папку.

– Ты провел хорошую операцию. Какие планы?

– Уйду в отпуск. На год или два. Устал. Я хожу по самому краю!

Герцог шлепнул ладонью по столу.

– Думаешь, ты один такой? Только ты один общаешься с чужаками?! А ты не думал, какими путями я получил флот, который ты вел к Лазурной? Нет? Подумай!