Ни с тобой, ни без тебя - [4]

Алла заходилась от любви к ребенку, не могла ни о чем больше говорить и всем надоела. Ее послушать – получалось: нет больше таких детей. Только у нее.

Михайло был полностью согласен с Аллой. Он тоже влюбился в свое чадо. Кровь – не вода.

Алла ни на секунду не оставляла Славочку без себя. В крайнем случае могла доверить ребенка только Михайле. Родному отцу. Роль Михайлы укрепилась. Он сидел возле Аллы прочно, хоть и мало зарабатывал.

Михайло занимал должность – директор музея. Зарплата – гроши. Государство денег не платило. Люди выкручивались самостоятельно. Воровали. Но что украдешь в музее? Древние черепки? И что с ними делать?

Государству плевать на культуру. И Михайле плевать на культуру и на зарплату. Он – в семье. С голоду не помрет. Семья накормит. А напрягаться, или, как говорила его мать: «надседаться» – он не любил. Михайло предпочитал размеренную жизнь: не нервничать и никуда не торопиться. Так что работа в музее была как раз по нему. Можно было среди дня запереть кабинет и уйти по своим делам. Например, сходить в кино на дневной сеанс.

Больше всего ему нравилось трудиться на даче: стучать молоточком, орудовать топориком. Он устранял больные, засохшие деревья, иначе они упадут на крышу. Ему нравился физический труд, когда результат наступал моментально. Покрасил забор – он из белесого становится зеленым. Красота. Прибил гвоздь – повесил пальто. Удобство. Наколол дрова – разжег камин. Пламя рвется вверх, хорошая тяга. Сидишь и смотришь, и разные мысли. Плохие – отбрасываешь, как мусор. А хорошие – смакуешь, как вино. Славочка тоже смотрел на огонь, и отблески отражались в его просторных новеньких глазах. Так же в глубокой древности садились вокруг костра первобытные люди. И замирали.

Денег катастрофически не хватало.

Алла пыталась пробиться к совести Михайлы, дергала его, как «корову за дойки» (выражение матери). Но толку никакого. Михайло молчал с бесстрастным лицом, и Алла могла только оторвать дойки, не добившись ничего. Михайло не зарабатывал, и главное – не хотел ничего менять.

Пришлось сдать дачу. И выходить самой на работу.

Все мужчины, без исключения, казались ей лучшими, чем Михайло. Хуже Михайлы – никого. Он – первый от конца.

Славочку пришлось перегрузить на мамашу, а по вечерам – на Михайлу. Нянька из Михайлы получилась неплохая, и даже хорошая.

Михайло любил Славочку всей силой своей крестьянской души. Играл с ним, складывал кубики. Не выдержав напора нежности, – поднимал вверх и держал на вытянутых руках. Славочка хохотал от восторга. Михайло тоже хохотал. Лица у обоих были светящиеся. Светились навстречу друг другу. Святые минуты.

Алла отдавала себе отчет: мальчику нужен родной отец. И каким бы трутнем Михайло ни оказался, его никто не заменит.

Близкая подруга Гузелька говорила: «Хочешь себе позволить? Позволь. Лучше сделать, а потом пожалеть, чем не сделать и пожалеть об упущенном». Алла не была смелой, или, как сейчас говорят «отвязанной», как коза без поводка. Позволь… А как же семья? Как же обед: первое, второе, третье, компот из сухофруктов… Значит, она будет себе позволять, а семья на воде и хлебе, как в тюрьме. Да ни за что.

Время тянулось медленно, но проскочило быстро.

Не успела оглянуться, а Славочка уже в пятом классе.

Учился плохо. На уроках смотрел в окно. Учителя вызывали Аллу в школу.

Алла догадывалась: в кого такое сокровище. В своего папашу. Но от этого Славочка не становился хуже в ее глазах. Это учителя плохие. Не умеют заинтересовать ребенка. Алла являлась в школу и скандалила. Орала как иерихонская труба. Учителя шарахались от нее в разные стороны. Было проще не связываться. Ставили тройки и переводили в другой класс.

Алла обожала своего Славика и ласкала, как девочку. Целовала в макушку. От его волос пахло сухарями. Сама укладывала спать. Перед сном – обязательная сказка.

Сказки она выдумывала сама. Все они начинались одинаково:

– Славочка спал крепко…

– Но вдруг… – включался мальчик.

– Вдруг к нему в окно влез волк, тощий, голодный и вонючий…

У Славочки в темноте светились глаза, так было страшно и интересно.

– Зачем ты влез? – продолжала Алла. – Тебя сейчас найдут и убьют…

– Это кто сказал?

– Это ты сказал. Волку.

– А он?

– Я кушать хочу, – ответил волк. – Я месяц ничего не ел. У меня уже кишки слиплись.

– Ладно, – сказал Славочка. – Я пойду на кухню и принесу тебе сосисочку.

– Какую сосисочку! – завопил волк. – Мне надо много свежего мяса. Приведи какого-нибудь родственника.

– Бабушку, – предложил Славочка.

– Нет. Она старая. Ее тяжело жевать, а у меня плохие зубы.

– Тогда дедушку.

– Нет. Он злой, у него горькое мясо.

– Маму я не дам, – заявил Славочка.

– Тогда папу. Он жирный. Мне его надолго хватит.

Сказка была с продолжением и хэппи-эндом. Все в конце концов освобождались на волю, отсидев срок в волчьем желудке, где было сыро, тесно и вонюче.

Волк пожирал соседей, одноклассников, учителей. Сказка была бесконечной, как сериал, но начиналась всегда одинаково:

– Славочка спал крепко.

– Но вдруг… – включался Славочка.

Спокойное действие разбивалось этим «но вдруг».

Жизнь катится себе, течет. Но вдруг…