«Ни кацапа, ни жида, ни ляха» - [21]
Примером движения второго типа является усташское движение. Хорватский национализм опирался на концепцию исторического государственного права[238], а также «исторической и национальной территории», где исторические и национальные территории практически отождествлялись. Это приводило к тому, что, как пишет С. Беляков, «все земли, когда-либо входившие в состав хорватского государства (независимо от этнической принадлежности основной массы населения), и земли, на которых проживало сколько-нибудь значительное хорватское население (независимо от «исторических прав» других народов на эту землю), считались хорватскими»[239]. На основании этого исторического права А. Павелич признавал принцип самоопределения наций В. Вильсона бесполезным для хорватов[240].
Другим примером подобного рода является венгерский межвоенный национализм, который базировался на представлении о «тысячелетней» Венгрии и естественной историко-географической венгерской политической нации[241]. Лидер «Скрещенных стрел» Ф. Салаши полагал, что надо создать Карпатско-Дунайскую Федерацию из мадьярских, словацких, русинских, хорватских, словенских и австрийских земель во главе с Венгрией и мадьярской расой. Подобное устройство рассматривалось им как модель для переустройства всей юго-Восточной и центральной Европы и альтернатива империализму[242].
Итальянские ирредентисты перед Первой мировой войной также, стремясь доказать итальянские права на Далмацию, делали акцент не на этнических границах, а на «исторических правах» и «естественных границах» Италии в Далмации[243].
Украинский национализм был ярким примером национализма первого, «культурного», типа выступавшим за создание государства на основании не исторического или политического права, а принципа этнографической территории. В отличие от национальных движений второго типа, украинские националисты практически никогда не выдвигали принцип «исторического права» для обоснования своих претензий на те или иные земли. Для определения будущих украинских границ украинские националисты использовали этнографический принцип. При этом они были достаточно последовательны и не претендовали (за исключением Крыма) на те земли, где не было абсолютного или относительного большинства «этнографических» украинцев, и не прибегали в этих случаях к «историческим» аргументам. Тут стоит отметить, что применение принципа «исторического права» вряд ли могло принести им какую-либо пользу, поскольку территория этнографического расселения украинцев превосходила размеры «исторических» украинских государств. Они также не распространяли этнографический принцип применительно к прошлому, хотя полагали, что в прошлом границы этнического расселения украинцев были много западнее, и относили к ним земли всей Бессарабии (включая современную Молдову), часть Польши по Вислу и Трансильванию[244]. Идея создания государства на этнографическом принципе, без учета «исторического права», была характерна не только для украинского национализма. Последователи белорусского[245], равно как и литовского[246] национальных движений накануне революции также отдавали приоритет этнографическому принципу перед историческим.
Поражение украинской борьбы за независимость 1918-1921 гг., решение Совета послов 1923 г., согласно которому земли Галичины оставлялись Польше на условиях их автономии (которая так никогда и не была утверждена польским правительством), политика угнетения украинской культуры во Второй Речи Посполитой – все это поставило украинское национальное движение на сторону противников утвердившейся системы международных отношений. Поэтому неудивительно, что украинские националисты искали сотрудничества с силами, которые также были заинтересованы в изменении международной ситуации, прежде всего, с Германией. ОУН активно сотрудничала с гитлеровской Германией, полагая, что Гитлер поможет в разрешении украинского вопроса и создания независимого украинского государства. Часть украинских националистов сотрудничала с немецкой разведкой. Особенно интенсивным это сотрудничество стало накануне Второй мировой войны[247].
Однако украинские националисты с момента основания ОУН не просто хотели создания независимой Украины. Они мыслили с точки зрения геополитической перспективы. С самого начала возникновения организации Украина представала в геополитической программе ОУН гарантом стабильности Восточной Европы: «Украинское государство – это создание на Востоке Европы той новой политически-хозяйственной силы, которая подорвет у господствующих в этом географическом горизонте государственных наций наиболее важные основания их доминирующей роли», – писал один из идеологов ОУН Ю. Вассиян[248]. Под господствующими политическими силами подразумевались, прежде всего, Россия и Польша. Сдерживание этих государств ОУН изначально рассматривала в качестве основы независимости Украины и стабильности во всей Восточной Европе.
Важное значение для разъяснения геополитических представлений ОУН имеют статьи В. Богуша[249] (М. Кушнира), опубликованные в официальном органе ОУН журнале «Розбудова нацiї». Согласно Богушу, Россия, отрезанная от Украины, Белоруссии, равно как от своих кавказских владений, была бы заперта на Востоке, подобно Турции или Персии, и не могла бы проводить «прежнюю империалистическую политику»
