— Как ты попал туда?
— Известно как — за ворожбу. За глупость.
— Мне странно, что ты раб, — сказала Анна.
— Иногда мне тоже… Господь каждому определил место. Может, так и надо… так и надо.
— Ты опасный раб. Ты не дурак, а притворщик.
— Нет, дурак. Только без нас, дураков, умники передохнут от своего ума и от скуки… Да вот и они…
Роман спустился по лестнице первым.
— Вы почему здесь? — спросил он. — Почему не провел госпожу в покои?… — Он дотронулся до плеча Анны.
Кин и отрок спустились следом. Кин поклонился Магде. Роман кинул на него взгляд и спросил:
— Верно, что он с тобой, княжна?
— Он всегда со мной, — сказала Анна твердо. — Я посылала его к тебе, чтобы он берег тебя. И он будет беречь тебя.
— Я рад, — сказал Роман. — И все обойдется. Все обойдется! Мы сделаем, как нам нужно. Орден уже подступил к стенам
— Как? — Шут помрачнел. — Уже приступ?
— Они в ста шагах, и они идут к воротам. Литвы все нет…
— А почему ты пришел сюда? — спросил шут. — У нас с тобой нет здесь огня и мечей. Наше место на стенах… Со всеми.
— Глупо молвишь, — сказал Роман, снова подходя к Анне и беря ее пальцы. Ладонь Романа была влажной и горячей. — Города будут погибать, и люди будут умирать, но великое знание остается навеки. Забудь о мелочах, и не по чину тебе об этом думать, — закончил Роман сухо, как будто вспомнив, что шут ему не товарищ, а только слуга.
Шут, взглянув на Анну, ответил:
— Я свое место знаю, дяденька.
Далекий шум донесся до подземелья — нашел путь сквозь заборы, стены и оконца крик многих людей, слившихся в угрожающий рев, и ответом ему были разрозненные крики и стон внутри города. Сейчас же откликнулся колокол на площади — уныло, часто, словно сжатое страхом сердце, он бился, взывая к милости божьей.
Все замерли, прислушиваясь. Роман быстро подошел к сундуку в углу комнаты, проверил замок.
— Помоги! — сказал он шуту и налег на сундук, толкая его в глубь подвала.
— Мы убежим?! — спросил отрок.
— Нет, — сказал Роман.
— Ты будешь биться? — спросил шут.
— Да, да, — сказал Роман. — Не твое дело… Ступай погляди, как на стенах. Может, твой меч там пригодится?
— Не пойду, — сказал шут.
— Не убегу я, не бойся.
— Я другого боюсь, — сказал шут.
— Чего же? Говори.
— Измены боюсь.
— Дурак, и умрешь по-дурацки, — сказал Роман, берясь за рукоять ножа.
— Все-таки убьешь меня? — Шут был удивлен.
— Когда раб неверен, — сказал Роман, — его убивают.
— Не смейте! — вскричала Анна. — Как вам не стыдно.
— Стыд? — Шут начал карабкаться по лестнице.
— Ты куда? — спросил Роман.
— Посмотрю, что снаружи, — сказал шут. — Погляжу, держат ли ворота…
Он исчез, и Роман обернулся к Кину, но передумал, посмотрел на отрока.
— Иди за ним, — сказал он. — Пригляди…
— Чего? — не понял отрок.
— Чтобы он ни к кому из княжьих людей не подошел. К князю чтоб не подошел… а впрочем, оставайся. Он не успеет.
Роман был деловит, сух ни холоден. Он кинул взгляд на песочные часы. Потом обвел глазами тех, кто оставался в подвале.
— Княжна Магда, — сказал он. — Душа моя, поднимись наверх. Иди в задние покои. И не выходи оттуда. Ни под каким видом. А ты, — сказал он Кину, — смотри, чтобы не вышла.
— Роман, — сказала Анна. — Мой человек останется с тобой. Я ему верю больше, чем другим людям.
— Будь по-твоему, — Роман улыбнулся, удивительна была эта добрая, счастливая улыбка. — Спасибо. С тобой пойдет Глузд.
— Иди, — сказал Кин. — Боярин прав. Иди, княжна, туда, где безопасно. Больше тебе здесь, делать нечего.
Анна поднялась по лестнице первой. Сзади топал отрок. Отрок устал, лицо его осунулось, он был напуган. Звон и крики неслись над городом, и когда голова Анны поднялась над полом, шум оглушил, ворвавшись в высокие окна верхней горницы… И еще Анна успела увидеть, как метнулся к выходу шут, — оказывается, он никуда не уходил. Он подслушивал. Может, это и к лучшему. Может, ей в самом деле пора дотронуться до присоски под ухом…
Она направилась к задним покоям. Отрок обогнал ее, отворил перед нею дверь; входя, Анна кинула взгляд назад: шут стоял за притолкой, смутно вырисовывался там, словно куча тряпья. Ах, не надо было оборачиваться, потому что отрок проследил за ее взглядом и заметил движение возле двери.
Наверное, он просто испугался. Наверное, не догадался, что там Акиплеша. Неожиданно, л молча, как волк, настигающий жертву, отрок кинулся в угол, выставив нож перед собой, был он слеп и неудержим. Анна лишь успела беззвучно ахнуть…
Шут мягко отпрыгнул в сторону, отрок ударился о стену и упал, заняв место шута у стены, такой же кучей тряпья. Горбун вытер тонкое лезвие стилета, проговорил, словно извиняясь:
— Он мне не чета… я у сарацинов научился.
— Я не могу больше, — сказала Анна. — Я больше не могу…
— Жестокое время, — сказал шут. — Наверно, не было еще такого жестокого века, и я ^жесток… Но я не подл. Понимаешь, я не подл! Я защищаюсь, но не предаю…
Шут подошел к открытому люку и остановился так, что изнутри его было трудно увидеть.
— Будет ли лучшее время? — спросил он сам у себя, глядя вниз. — Будет ли доброе время или всадники смерти уже скачут по нашей земле?
— Будет, — сказала Анна. — Обязательно должно быть.
Шут молчал. Анна почувствовала, как напряглись его плечи и короткая шея. Она сделала шаг вперед, заглянула вниз в подвал. Роман приник к потайной двери, прислушиваясь. Кин сзади.
