НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 05 - [39]

— Смотря какой человек… Уж очень многое на одном Евгении Осиповиче держалось.

— Это его и погубило. Жаден он был на работу и необыкновенно расточителен на самого себя. Ты права. Делай он поменьше сам, теперь было бы легче… А так все растерялись, не знают, как дальше быть. Я несправедлив был только что, люди действительно растерялись. Не привыкли к самостоятельности. Боязнь за себя тут ни при чем. Скорее это я за себя боюсь… Куда ты думаешь пойти, если тебя действительно уволят?

— Не знаю… Была бы шея, а работа найдется. У нас безработных нет.

— Зря ты так… Хочешь в цирк? Там тоже машинистка нужна, наверное. И вообще, там можно что-нибудь найти для тебя.

— Ой! Ты это правда?

— Конечно! У меня там много друзей.

— Так ты поговори, Миша! Завтра?! Не забудь только…

— Не забуду.

— Может, и ты в цирк вернешься?

— А может, хватит сегодня о цирке? Ты как бабочка на огонь летишь. Впрочем, каждому свое… Я бы на всю жизнь себе лучшей работы не пожелал, чем эта.

— Да брось ты в самом деле! Свет в окошке… Институт, как институт. Зато и платят мало. Это старшим научным сотрудникам тут хорошо и докторам… А мне…

Лариса снова заплакала, тихо, изредка шмыгая носом.

Михаил сразу же растерялся.

— Ну, не надо… Ему это так не пройдет… Вот увидишь!

Лариса вынула из сумки маленький надушенный платочек. Он сразу же промок и сжался в комок. Михаил достал из кармана свой и протянул ей.

— Он в саже…

— Как в саже? — удивился Михаил, — Ах, здесь! Я совсем забыл… Это вчера, на эксперименте… Высоковольтный кенотрон сгорел. Вывинчивать руками горячо, да и закопченный он весь…

Она фыркнула и стерла последние слезы кулаком. Михаил тоже засмеялся.

— Зайдем в кино? — вдруг спросил он, когда они поравнялись с «Баррикадами».

— Билетов не достанем… Давай лучше еще погуляем… Расскажешь мне что-нибудь.

— Хочешь, расскажу про море Дирака?

— Это где такое?

— Везде… Вокруг нас, внутри нас.

— Только давай пирожков купим. Вон старуха с корзинкой, хорошо бы с капустой!

Они купили горячие, лоснящиеся маслом пирожки и тут же съели их.

— Хочешь еще? — спросил Михаил, вытирая своим испачканным в саже платком жирные пальцы.

— Нет. Теперь пить хочется.

— Ну, пойдем тогда в кафе-мороженое.

В длинном зале они отыскали пустой столик, спрятавшийся между помпезными дорическими колоннами. Официантка поставила перед ними металлические запотевшие вазочки с разноцветными шариками пломбира и стаканы с малиновой водой.

— Ты хотел рассказать про море.

Михаил взял стакан и посмотрел на свет. Приклеившиеся к стенкам пузырьки заволновались и полетели вверх.

— В море Дирака, — начал он почему-то шепотом, — тоже есть свои пузырьки. Физики называют их дырками. Смешно, не правда ли?

— Нет. Я часто слышала это слово от Евгения Осиповича, когда писала под диктовку.

— Ах, да! Конечно… А об эволюции метагалактики ты тоже слышала?

— Нет, — она покачала головой. В тусклом свете люстр ее высоко взбитая прическа блеснула медным отливом хны.

— Тогда слушай… Это было давно. Очень давно. Наверное, пятнадцать миллиардов лет назад, когда, как уверяют некоторые ученые, не было ни атомов, ни даже самого времени. Вселенная тогда была очень маленькая. Она могла бы уместиться в пространстве теперешней земной орбиты, И вдруг произошел взрыв. Впрочем, это было не вдруг. Просто в какой-то момент скрытые эволюционные изменения привели к скачку, и вселенная взорвалась. Она кипела, как адский котел. Рождались частицы, атомы, элементы. Вселенная пухла, как на дрожжах, и разлеталась во все стороны, как осколочная мина. И все это уже протекало во времени, которое с тех незапамятных пор неумолимо отсчитывает секунды жизни и людей и звезд. А наша метагалактика все разлетается и разлетается. Уносятся прочь друг от друга звездные острова, меняется кривизна пространства, уменьшается тяготение. Может быть, и время меняется тоже и все ускоряет и ускоряет свой сумасшедший бег. Но главное не в этом. Разбегание галактик, рассредоточение вещества должно привести к разжижению вселенной…

Михаил взглянул на Ларису. Она лениво ковыряла ложечкой ноздреватые груды сиреневого мороженого, смешивая с шоколадным. Время от времени она кивала головой, скользя глазами по сторонам. Удлиненные, они казались странными и глубокими. «Совсем не слушает», — подумал он и нарочно стал говорить запутанно и сложно:

— Чтобы спасти вселенную от разжижения, пришлось дополнить теорию концепциями творящего поля, рождения квантов из ничего. Это был тупик. Только на основе представлений Дирака о природе вакуума… Ты слушаешь меня?

Она вздрогнула.

— Конечно, слушаю. Ты рассказываешь очень интересно… Об этом… О звездах…

— А может быть, поговорим о чем-нибудь другом?

— Почему же? — слабо запротестовала она. — Так интересно было слушать.

— Мне очень трудно сейчас, Лариса, — неожиданно для себя сказал он, взяв ее за руку. — Еще недавно я был маленькой частицей большого потока… А теперь я остался один. Только частица, а потока нет.

Он даже поморщился от своих слов, почувствовал, что говорит не так.

— В общем, понимаешь. Орт хотел качественно и количественно промоделировать процесс рождения вещества из вакуума. Я помогал ему создать установку, с помощью которой можно было бы индуцировать трансмутацию пространства в кванты. Но Орт умер, и я остался один… Я не могу забыть об этом. Я должен, должен поставить такой опыт. Иначе я буду грызть себя всю жизнь.