Незваный гость. Поединок - [78]

Теперь я почувствовала себя страдалицей за веру и очень возгордилась этим. Я готова была на муки. Однако в колонии я не нашла их. Тогда я начала придумывать муки сама.

Помню, мне выдали чистое белье, пригласили в баню. Оставшись в одной сорочке, я забилась под нары и кусалась, когда женщины пытались вытащить меня из-под них. Я делала все наперекор тому, что мне предлагали, что от меня требовали, думая, что этим я борюсь с сатаной, служу Христу.

Но постепенно ласка и внимание ко мне победили. Особенно на меня повлияла женщина, койка которой стояла рядом с моей. Она всегда мне рассказывала, на какой работе была, с кем работала, сколько сделала бригада. Если она бывала в клубе, то обязательно передавала содержание картины. Вначале я старалась не слушать ее. Натягивала на голову одеяло и молилась. Потом начала прислушиваться, не подавая виду. Хотя я и считала, что в нее вселился сатана и искушает меня, но противостоять уже не могла, тем более, что никаких предупреждающих знамений мне не было. А главное — не было тех общих молений с говорением на иноязыках, что всегда настраивали на бога. Наступил день, когда я сдалась окончательно: пошла в клуб.

Полгода не прошло, как меня освободили. Все радовались, а я нет. Возвращаться в село, в секту уже не хотелось. Собрали нас, освобожденных, напутственное слово сказали. Потом спросили, не желает ли кто остаться работать в колонии по вольному найму. Я обрадовалась этому предложению и осталась. Была еще одна причина, которая удержала меня в колонии: мне нравился солдат из конвоя — Алеша. Высокий, белочубый. Скоро я его полюбила, да так, что и про бога забыла. Женщины предупреждали меня, чтобы я головы не теряла, потому что Алеша дослуживал срок и должен был демобилизоваться. А чего меня было предупреждать, когда мы договорились ехать в его село и пожениться.

Но обманул меня мой Алеша, один уехал. Тайком. А я уже беременна была. Когда заметили люди, то дали мне адрес его. Одни советовали писать, другие — ехать к нему, третьи... Много было советов. А меня опять потянуло к молитвам, к Христу. И опять стало мне казаться, что Алеша — не Алеша, а дьявол в его образе, искуситель.

Потом пришло письмо от матери. Она вернулась домой и звала меня. Раздумывать было нечего: я поехала.

Тяжелые то были дни в родном доме. На глаза людям я уже не показывалась, только на моления ходила, потому что братья и сестры знали все обо мне со слов матери. Да и видели, какова я. На каждом молении брат Елизар призывал молиться за меня, а я сама молилась до истерики, до обморока. Изводила себя постами, не спала ночи. Ну и домолилась: на восьмом месяце родила мертвенького. Родила, а сама закаменела: не молюсь уже, не плачу, только гляжу в потолок, будто меня ничего не касается.

С месяц я пролежала, как в дурном сне. А когда прояснилось в голове, сказала матери, что хочу уехать отсюда.

В Белогорск мы приехали, списавшись с сестрами по вере. Они подыскали нам хатенку на окраине за недорогую цену. Мы купили и поселились. Город нам сразу понравился. Но и здесь не повезло нам. Однажды в грозу молния ударила в соседний дом, запалила его. Огонь перекинулся на нашу крышу. Где там отстоять было! Едва успели на улицу выбежать. Вот тут и подобрал нас Цыганков, поселил в баньку. А мне пришлось на фабрику идти, потому что остались ни с чем. Жизнь моя в Белогорске раздвоилась: на фабрике одно, в секте — другое. Я видела, что люди без веры живут лучше, счастливее, интересней. Но их жизнь, по словам Шомрина, была кратковременной, а впереди их ожидали муки, страдания. Шомрин был сильнее в проповедях, чем брат Елизар, он мог толковать самые трудные места библии. Ко мне он относился с большим вниманием, чем к другим. Заезжал домой, беседовал наедине. Он скоро внушил мне мысль о том, что только молитвой можно приблизить себя к богу, что только молитва спасет от наваждения греха. И я молилась все больше, все ревностнее. После двух трех часов непрерывного моления я начинала заговариваться, дрожать. От меня отделялось все земное. Я даже не чувствовала своего тела. Но Христос по-прежнему не являлся мне ни голосом, ни ликом. Тогда по совету Шомрина я решила уйти с фабрики, чтобы оборвать последние нити, связывающие меня с миром. Теперь я молилась по суткам, с небольшими перерывами. Земная жизнь становилась мне не мила, я избегала людей. Я спрашивала Шомрина, что нужно еще, чтобы приблизить себя к Христу. Он приводил мне много примеров, когда люди во славу Христа не только испытывали мучения, но добровольно лишали себя живота и получали святость, бессмертие.

В начале лета к нам в секту приезжал брат Иван из Актюбинска, он провел крещение святым духом и благословил меня на подвиг во имя Христа. Я поняла, что Шомрин рассказал обо мне и он одобряет мои устремления к богу. С тех пор на молениях мне оказывался почет: сажали на лучшее место, к моему слову прислушивались. Меня стали называть невестой Христа.

Однажды я сказала Шомрину, что готова. На нескольких молениях молились только за меня, просили Христа принять меня в дар за все прегрешения братьев и сестер по вере.