Незримый поединок - [12]

— По приказанию начальника колонии, — говорит мне Дильбазов, — вас зачислили учеником моториста. Учиться будете у заключенного Дурсунова Искендера. Дело он знает и по натуре спокойный. Правда, иногда любит делать ставку на кулак. Мы этого не одобряем. Он строго наказывается за это. Но заскоки бывают… Собственно, за это именно ему и пришлось дважды расплачиваться свободой.

Дурсунов, мой будущий мастер, попросив у старшего лейтенанта разрешение, закурил. В его замасленных грубых руках сигарета сразу потеряла свой первоначальный цвет. Пучок заметно поседевших усов придавал ему вид силача.

Дурсунов заговорил порывистым, грубым голосом:

— Вы, гражданин старший лейтенант, правы. По воле закона я повинуюсь вам и не обижаюсь, когда вы справедливо мне указываете. Пусть молодой человек (Дурсунов явно имел в виду меня) не удивляется, что мы (теперь он имел в виду себя) будем рассуждать откровенно. Гляжу на вас обоих и прикидываю в уме: они, наверное, ровесники, почему же один из них на фронте воевал, образование получил, да еще за трудную работу взялся, а другой… И в моей жизни — не буду таить — бывали грешки. До Советов родня в крайней бедности жила. И все же, как говорят, бог не обидел, все здоровыми были. Мне за пятый десяток перевалило, но ни одному молодому не уступлю. Когда первый трактор в наш район пригнали, я по этой профессии пошел. По вечерам буквы читать учился. Правда, когда писать приходится, посторонний едва ли разберется в моих каракулях. Но в своем деле инженеру не уступлю. В любом моторе разбираюсь. Все моторы МТС на моей шее держались. Когда пришлось с кулацкими сыновьями за землю драться, меня «Медведем» прозвали. И сейчас не обижаюсь. Вот натура у меня неладная. Когда вижу беспорядок, кишки переворачиваются.

Отрядный охотно, не отрывая глаз, слушал Дурсунова. Потом сказал:

— Вы, Дурсунов, так и ученика своего перепугаете.

— Не на пугливого напали, гражданин начальник, — заносчиво ответил я.

— Не в гонорах сейчас дело, — заметил Дурсунов. — Об учебе надо думать. И моя натура по-новому пошла, от кулака отказываться начал. До седин дожил, опомнился, что настоящий кулак — это коллектив.

Начальник отряда поднялся с места и обратился ко мне:

— Ну что ж, Пашаев, все решено, будете учиться мастерству. Желаю удачи.

Дурсунов поднялся с места вторым и, опустив свою тяжелую медвежью лапу на мое плечо, ласково сказал:

— Пошли, сынок. В трудовой колонии первое наказание — думай о своем будущем.

Пожалуй, этот разговор растопил в моем сердце обледеневшее недоверие к людям. Но конкретного результата из этого пока еще не вышло. Мотористом я не стал…

Когда мы с Дурсуновым вышли от начальника отряда, он остановился и протянул мне сигарету. Закурили. До моторного цеха шли молча.

…Посередине небольшого помещения стоял стенд. Наискосок к нему был прикреплен автомобильный двигатель. Вдоль стены, на широком низком верстаке лежали различные инструменты. По концам верстака были прикреплены тиски. Здесь всегда чувствовался плотный запах масла.

Дурсунов остановился у мотора и молча докурил сигарету. Потом бросил окурок под ноги. Тяжело растоптал его.

— Ты не обижайся. На своем веку без подручных я не работал. Когда людей в жизнь выпускал, за них потом краснеть не приходилось. Мало ли, что книжных знаний не имею! На ощупь, вслепую все внутренности мотора собрать сумею. У меня учеба не по-школьному. Я каждую чертовщину тебе понюхать дам. Когда сам рукой пощупаешь, что к чему разузнаешь, — все в голове уложится.

Дурсунов подошел к верстаку. Я молча приблизился.

— Ты хоть раз в жизни встречался с этими железками? Может, первый раз видишь? — спросил он.

— Не приходилось, — холодно признался я.

— Я тоже так полагал. Первое представление о нашем деле будешь иметь сегодня. Все, что видишь здесь, нужные для дела вещи. У хорошего хозяина всегда все в запасе бывает. В нашем деле без инструмента, как без рук. Мало ли что котелок соображает! Когда нет инструмента и руки не нужны. Пока запоминай, что перед глазами: вот торцовые, вот гаечные, вот накидные ключи, — видишь, разного размера? Вот ручник, отвертка, кусачки, плоскогубцы, дрель, райбер… У каждого своя профессия.

Дурсунов перечислял названия инструментов, перекладывая их с места на место. Потом подвел меня к стенду.

— Эту милую душу мотором называют, а по техническим законам двигателем кличут. Наши дела хирургическому делу родственны. К примеру, — цилиндры. Кто докажет, что это не сердце, а клапаны — не легкие? Они вдыхают и выдыхают.

Мастер показал как вдыхают и выдыхают. Потом, удовлетворенный собственным объяснением, перешел на другую сторону мотора.

— А ведь чем не по-человечески устроено? Подумай-ка.

Он положил руку на покрытый нагаром коллектор. И, видя, что я молчу, продолжал:

— Это устройство сбоку коллектором называют. Он в свою очередь двоякую функцию выполняет: рабочую смесь всасывает и отработанные газы выбрасывает. Серьезная вещь…

Moe молчание не злило мастера. Как всегда, так и сегодня, встреча с будущим учеником пробуждала у него интерес к работе, вызывала ощущение радости труда. Он, видимо, как это бывало уже не раз в его жизни, видел во мне будущего человека труда. И никого другого.