Незримый мост - [11]

— Так, случайно, — сказал Саша, мысленно ругая себя за отсутствие выдержки.

Шедший впереди с председателем сельсовета Федор Седых обернулся.

— Уж не их ли кот бегает по деревне, а, Василий? Помнишь? Ульяна говорила.

— Сомнительно! Что же он, три дня добирался сюда из города? — (“Три дня” была Сашина хитрость — как и следовало ожидать, бесполезная.) — Видите ли, — обратился к нему Василий, — у нас видели сегодня чужого кота. Соседка рассказывала. Большой белый кот, породистый. Носится по деревне, как ошпаренный. А ваш пропавший кот какой, белый?

— Да! — У Саши дух захватило от этих слов кузнеца. — Большой белый!

— Если это ваш, то с чего бы, однако, он убежал так далеко от дома? Кошки этого обычно не делают.

— А трехлетние девочки? — не оборачиваясь, спросил Федор Седых.

Василий не реагировал, словно не слышал слов брата.

— Вы не тревожьтесь, товарищ младший лейтенант, — сказал он. — Этого кота мы поймаем, и кто-нибудь завезет его вам. Скажите только адрес. В город ездят каждый день.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

в которой рассказывается о том, что случилось с капитаном Аксеновым, и сообщается об очередной загадке

Саша Кустов напрасно тревожился о том, что не выполнил полученного приказания и не позвонил по телефону в Н…ск. Кузьминых было не до него, хотя он и не забыл, разумеется, о внучке Болдыревых. Не прошло и часа после отъезда Кустова в Фокино, как в отделение милиции поступило такое сообщение из городской поликлиники, что у старшего лейтенанта глаза полезли на лоб от удивления. Он поспешно оделся, отдал приказ дежурному встретить областное начальство, если оно прибудет до его возвращения, и чуть ли не бегом направился в поликлинику.

Никаких предположений или догадок в пути у него не возникало. События, одно поразительнее другого, следовавшие одно за другим в этот необычайный день, парализовали его способность вообще мыслить связно. Он и действовал не обдуманно, а просто в силу привычки. Случилось что-то, требующее его присутствия на месте происшествия, и он спешил туда, не думая ни о чем и не зная, что он будет там делать.

Если бы он мог рассуждать, как рассуждал обычно, то скорее всего остался бы в отделении, так как было очевидно, что точно так же, как и в случае с исчезновением Анечки и в других, произошедших сегодня, милиции делать было совершенно нечего. Это должны были хорошо понимать и те, кто вызвал его в поликлинику, но и они действовали, очевидно, по привычке. Случилось нечто выходящее из ряда обыденного, — значит, нужно сообщить в милицию!

Главный врач ожидал прихода Кузьминых в своем кабинете. Там же находился неизвестный старшему лейтенанту молодой человек — очень высокого роста, худощавый, со светлыми волнистыми волосами, чисто выбритый. Одет он был в новый с иголочки синий костюм.

— Познакомьтесь! — сказал главврач. — Это наш новый работник, доктор Фальк, прилетевший сегодня утром из Латвии. Кстати, у него есть к вам дело, товарищ Кузьминых.

— Дело мое может подождать. Не срочное! — Фальк говорил без акцента, но выговаривал слова очень замедленно.

— Мы попросили вас прийти потому, — нетерпеливо перебил его главврач, — что сами ничего не можем понять в том, что произошло.

— И думаете, что смогу я? Тогда расскажите подробно!

— Будет лучше, если вы увидите сами.

— Хорошо! — согласился Кузьминых. — Но почему вы не отправили капитана Аксенова домой?

— Мы собирались это сделать после того, как наложим давящую повязку. А для этого нужен рентгеновский снимок. Снимок был готов минут двадцать назад. У вашего начальника сломано два ребра.

— А потом вам помешало то, о чем вы сказали по телефону?

— Вот именно!

Доктор Фальк остался в кабинете. Идя по коридору, Кузьминых думал, что, как ни странно, он совсем спокоен и не чувствует ни малейшего волнения, хотя то, что его ожидает, более чем необычайное. Продолжительность возбуждения нервной системы имеет предел, а для него, старшего лейтенанта Кузьминых, таким, пределом явилась история с быком.

Возле одной из дверей, за которой, очевидно, и находился капитан Аксенов, толпилось человек шесть из персонала поликлиники.

Главный врач сказал недовольно:

— Праздное любопытство! Занимались бы лучше своим делом. Войдите! — обратился он к Кузьминых.

Старший лейтенанта перешагнул порог. За ним в палату вошли главный врач и медсестра.

Капитан, обнаженный по пояс, лежал на кушетке, обтянутой светло-серой клеенкой и покрытой белоснежной простыней. Было видно, как он равномерно и глубоко дышит, но дыхания не было слышно.

— Мы положили его сюда, — объяснила сестра, — чтобы он спокойно ждал, пока приготовят повязку. А теперь мы не можем…

— Постойте, — перебил ее главный врач, пристально всматриваясь в капитана. — Давно он так дышит?

— Как?

— А вы что, не видите? Разве может так глубоко дышать человек со сломанными ребрами?

— Я… Я не знаю. Как странно!

— Мне тоже показалось странным такое глубокое дыхание, заметил Кузьминых, — хоть я и не медик. Но, однако, я не вижу…

— Подойдите к больному! — сказал врач почему-то почти шепотом. — В том-то и дело, что мы тоже ничего не видим.

Старший лейтенант недоуменно пожал плечами. Между ними и кушеткой, на которой лежал Аксенов, не было ничего, и потому казалось, что подойти к больному ничего не стоит. Но Кузьминых помнил, ПОЧЕМУ его вызвали в поликлинику, и понимал, что слова врача не пустой звук. Именно на этом коротком, всего лишь метра в четыре, пути и ожидает его то неведомое, что заставляет этого пожилого и опытного хирурга так волноваться.