Незримый фронт - [92]

Наконец в станице твердо установилась советская власть. А его отец, белогвардейский есаул, скрывался в специально вырытом для него подполье. И тревога жила в доме. Однажды ночью Михаила разбудили выстрелы. Стреляли в соседней комнате: это отец отбивался от окруживших дом чекистов. Забившись в угол, мальчик наблюдал, как арестовывали отца. Больше никогда его не видел.

Шли годы. Матери трудно было прокормить троих детей. И Михаилу рано пришлось начать работать.

На производстве был не последним, хорошо зарабатывал, а когда стал бригадиром леспромхоза, обзавелся семьей. Казалось, не было оснований для тревог. Но воспоминания об отце часто наполняли тоской и безотчетным страхом все его существо… Потом война, армия, фронт. Снова тревоги и страх, теперь уже за свою жизнь. Оказавшись в окружении, дезертировал из части и пробрался в оккупированный фашистами Апшеронск.

Однажды встретил на улице пожилого человека. Не сразу узнал Михаил в фашистском офицере старожила станицы Степана Подоляку. Поравнявшись с ним, Михаил снял шапку, отвесил почтительный поклон.

— Здравствуйте, дядя Степан. Не узнаете?

Подоляка долго вглядывался в него и, узнав, расплылся в улыбке.

— Приветствую вас, господин Юренко, — напыщенно заговорил начальник полиции. — Жаль, не дожил до этих времен ваш батюшка, мой большой друг…

Юренко покраснел. Радостно забилось сердце. Видано ли — его называют господином, считают значительным человеком.

— Но теперь и для вас, господин Юренко, открыты дороги, — продолжал Подоляка, будто угадав его мысли. И, близко придвинувшись к нему, сказал доверительно: — Ваше место в полиции. Надо мстить за отца…

Недолго думая, Юренко стал полицейским. Он охотился на партизан, участвовал в арестах советских людей. Отбирал у населения имущество и продовольствие.

Упоенный своими успехами, Михаил не замечал укоризненных взглядов жены и детей, не понимавших причин его усердия. Только старуха мать в глубине души догадывалась, какие чувства обуревают сына.

Вскоре наступила развязка. Под ударами советских войск «великая армия» стремительно отступала на запад. Вместе с оккупантами бежал и Юренко. Бежал, объятый страхом, бросив все, что связывало его с родной землей.

За свое «спасение» надо было платить, и, надев форму войск «СС», он боролся против партизан, но уже на югославской земле.

Там же застал его и конец войны. Он был отправлен на Родину. И чем ближе подъезжал к границе, тем тревожнее становилось на душе…

Из протокола допроса арестованного Юренко М. И.

«Вопрос: Чем вы занимались после возвращения в СССР?

Ответ: Боясь ответственности за службу в фашистской полиции, по прибытии в СССР я бежал со сборного пункта репатриированных советских граждан и находился на нелегальном положении до настоящего ареста.

Длительное время я скрывался в Краснодарском крае — в Хадыженских и Апшеронских лесах, жил в землянках и шалашах, питался лесными ягодами и дикими фруктами. Однажды я встретил в лесу молодую женщину — Клавдию Попову. Чтобы объяснить мой дикий вид и пребывание в лесу, назвав себя Виктором Михайловичем Бойко, я рассказал ей вымышленную историю, будто, прибыв после демобилизации домой, узнал, что жена вышла замуж за другого. Убитый горем и не имея родственников, решил уйти от людей в лес. Я разжалобил женщину, и она приютила меня в своем доме, где я находился только в ночное время, а днем укрывался в лесу.

Наступила зима. Не имея никаких документов, мне нельзя было больше оставаться у Поповой. Я решил посетить своего довоенного знакомого и стал пробираться в Нефтегорский район.

Мне пришлось снова укрыться в лесной землянке. Но жизнь там была невыносимой, и я вернулся к своей сожительнице Поповой.

Через несколько дней на квартиру к Поповой с проверкой документов пришли сотрудники милиции. Высадив раму, я выскочил из окна и на попутной машине выехал в Апшеронск, где на одни сутки остановился у своего знакомого Ткачева. Взял у него продукты питания и ушел в лес.

Через некоторое время я пробрался в город Армавир, где посетил квартиру Рябушкиной — жены моего сослуживца по полиции, сбежавшего вместе с фашистами на Запад. Еще дважды меня задерживали, но мне удавалось бежать.

В конце 1948 года в Абхазской АССР я получил паспорт на имя Гулинского Ивана Даниловича, а также свидетельство об освобождении от воинской обязанности.

По этим документам я скрывался одиннадцать лет на Украине и в Ростовской области, Краснодарском крае и в Грузии.

В конце 1959 года, боясь быть разоблаченным, я уничтожил документы на имя Гулинского, купил краденый паспорт и трудовую книжку на имя Стрелецкого, в которых изменил год рождения, срок действия паспорта и приклеил свою фотокарточку.

После этого я решил уехать подальше и местом своего укрытия выбрал отдаленный совхоз в Алма-Атинской области…»

— Вот и все, — тяжело дыша, сказал Юренко. — Теперь судите меня.

Следователь неторопливо перелистал протокол допроса, поставил с конце подпись и, взглянув на Юренко, спокойно сказал:

— Судить вас, конечно, будут. Как злостного нарушителя паспортного режима.

— Паспортный режим — это не страшно, а вот служба в полиции…