Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен - [3]
В последние десятилетия XVI века новый военный правитель Японии – предтеча сегуна – поделил весь народ на воинов и гражданских[15]. Глава каждого самурайского рода должен был определить свою судьбу. Избравшим военную службу предстояло оставить землю, хозяйство и переселиться в города-крепости – там им надлежало всегда находиться в полной боевой готовности, чтобы защищать своего повелителя. Пожелавшим остаться в своих деревнях велели отказаться от самурайского звания и сдать оружие. Самураи приобретали привилегию участвовать в государственных делах и получать жалованье от сегуна или другого вельможи. Ставшим гражданскими лицами дали гарантированное обещание, что их больше никогда не заставят идти на войну, – именно такую долю выбрали себе предки Эмона. Они расстались с оружием и с тех пор стали жить в деревне.
На протяжении многих лет мужчины рода Эмона возделывали землю и служили деревенскими старостами. Они разрешали споры, собирали подати и были посредниками между жителями деревни и самураем, который управлял их краем. Но один из предков Эмона избрал иной путь. Отложив в сторону все известные наставления по сельскому хозяйству, он принялся изучать буддийские писания и в итоге стал служителем Истинной Школы Чистой Земли (Дзёдо-синсю). Он проводил молитвенные собрания, заупокойные службы, пел гимны и учил земляков главному постулату своей веры: любой, кто верит в благую мощь Будды Амиды, переродится в Чистой Земле, освободившись от вечного кармического цикла страданий. Именно тот предок и основал маленький деревенский храм Ринсендзи, где теперь жил со своей семьей Эмон, опекая паству и ведя в храмовых книгах учет родившимся и умершим.
Решения, некогда принятые каждым из далеких предков, и поныне имели свои последствия, определявшие образ жизни Эмона и проникавшие в любой уголок его повседневного существования[16]. Пожелай в былые дни предки Эмона быть воинами – и он тоже стал бы самураем и носил бы теперь два меча как символ воинского статуса. Он жил бы в городе, а если и приезжал в деревню, то ходил бы в традиционных длинных широких штанах и с волосами, собранными в блестящий узел на затылке, – любая деталь его внешности свидетельствовала бы, какую важную персону он собой представляет. Однако Эмон носил унылые одежды храмового служителя и брил голову. Но что еще важнее, он платил подати. Родись Эмон самураем, то принадлежал бы к правящему классу и тогда сам выписывал бы налоговые счета, взимал бы платежи, да еще получал бы жалованье за все свои хлопоты. И ему, и всем его потомкам мужского пола был бы обеспечен гарантированный доход – на все времена, пока существовал бы род Эмона.
Хотя он не роптал на выбор предков – даже сейчас, в самый разгар зимы, получив очередной счет от господина. Надо сказать, Эмон считал себя вполне состоятельным человеком. У него в 1800 году родился первенец, наследник храма. Они с женой Харумой не только мечтали иметь много детей, но и надеялись, что им почти наверняка хватит денег, чтобы поставить всех на ноги. По всему можно было судить, что их семья процветает. Он мысленно поблагодарил Будду за дарованные ему, Эмону, милости. Год выдался тяжелым[17], и многим жителям деревни Исигами повезло не так, как ему, служителю храма. Река выше по течению разлилась так, что затопила деревенские пруды и поля, – погиб практически весь урожай. Старосты окрестных деревень взмолились о помощи, рассказывая о голодающих вдовах и сиротах, о несчастных семьях, которые вынуждены сниматься с насиженных мест и бежать куда глаза глядят, так как не в состоянии оплачивать непосильные для них счета. Но Эмону подобные бедствия не грозили. Присланный налоговый счет не стал для него предвестником катастрофы, а был всего лишь документом, с которым надлежало ознакомиться, потом следовало оплатить его и спрятать в семейный архив.
От родителей Эмону достались коробки, набитые старыми бумагами, причем некоторые из них насчитывали более сотни лет[18]. Бумаги были либо сложены гармошкой, либо наспех рассованы по конвертам, либо аккуратно собраны в небольшие книжечки. Среди них хранились письма и самые разные документы, собиравшиеся не одно десятилетие: налоговые счета и квитанции; связанные с деревенскими делами прошения и уведомления; закладные на землю и расписки о займе денег; записи о рождении и смерти; перечни посмертных буддийских имен и даже список закупок, сделанных к свадьбе старшей сестры Эмона. В наличии подобного архива не было ничего необычного. Следует заметить, что в те времена многие соотечественники Эмона – причем как мужчины, так и женщины – владели грамотой. Если каждый пятый сельский житель умел писать
