Незнакомец - [9]

Но, к сожалению, рак отца прогрессировал быстрее, чем прогнозировалось. И пока Дайскэ колебался согласиться ли на пересадку, оказалось уже слишком поздно.

Отец умер, а на его лице осталось выражение злобы и с трудом сдерживаемой ненависти.

Мать и сыновья скорбели, но в результате ни мать, ни брат так и не сказали ничего доброго о том решении, которое Дайскэ принял с таким трудом.

— Я тогда вздохнул с облегчением. Я хотел спасти отца, но чем больше я читал о последствиях для себя, тем страшнее мне становилось… А после его смерти я понял: что-то внутри меня сломалось и больше не станет таким, как прежде. Поэтому… я оборвал все контакты с семьей и уехал из города. Мне так хотелось уехать подальше… Больше я не собираюсь с ними встречаться никогда. И больше не буду рассказывать о своей семье.

Риэ выслушала признание Дайскэ до конца, ни разу не прервав. Она все пыталась представить, что творится в его душе: он приехал в этот провинциальный город, занялся тяжелыми и опасными лесозаготовками, рисовал картины на выходных и через шесть месяцев после их первой встречи, наконец, попросил Риэ стать его другом.

Она сочувствовала тому, что он пережил, и поняла, что как друг должна раскрыть какой-то свой секрет, который будет сопоставим по серьезности. Она рассказала о болезни и смерти сына, о разводе, причиной которого стали разногласия с мужем, о лечении ребенка, о смерти отца, после которой она решила вернуться домой.

Дайскэ неподвижно смотрел на Риэ, затем слегка опустил голову и кивнул головой два раза. Посетителей в ресторане становилось все меньше, со стола уже забрали поднос с посудой. Они оба молчали. Наконец Дайскэ, словно для этого ему нужна была смелость, потянулся и сжал руку Риэ, лежавшую на столе. Хотя, вероятно, будет правильнее сказать, что он осторожно накрыл ее руку своей рукой. Это оказалось неожиданным для Риэ, но тепло его рук, в мозолях от работы бензопилой, успокаивало и дарило чувство счастья. Не сделай он этого первым, возможно, это бы сделала она сама.

Несколько минут она не шевелилась. Рассматривая прозрачную пластмассовую кружку, помутневшую от времени, она размышляла, стоит ли ей принять эту перемену в своей жизни.

После свадьбы Дайскэ переехал жить в дом Риэ, у них родилась девочка, которую назвали Ханой. С Дайскэ случилась беда в горах, когда Юто было двенадцать лет, а Хане — три.

Когда Риэ примчалась в больницу, Дайскэ уже умер. Учитывая рискованный характер работы, он много раз говорил ей, что, если что-то случится, даже если он погибнет, ни в коем случае не связываться с его семьей в Гумме.

Риэ выполняла завещание Дайскэ до первой годовщины после его смерти, но затем, посоветовавшись с матерью, решила все же написать письмо его семье. Урна с прахом так и не была захоронена, и она хотела узнать их мнение по поводу могилы.

Риэ сожалела, что не настояла на том, чтобы муж помирился с семьей, пока был жив. Это была такая неожиданная смерть, столько осталось незавершенного.

Старший брат Дайскэ, Кёити Танигути, примчался в Миядзаки сразу после получения письма.

Риэ вышла на порог дома, чтобы встретить его. Глядя, как Кёити выходит перед их домом из арендованной машины, она подумала, что ее впечатление от фотографии и то, что она видит перед собой, не совпадает.

На нем были белые брюки, темно-синий пиджак, на поясе большой логотип какого-то бренда. Она знала, что внешне братья не похожи, но Дайскэ всегда рассказывал о брате как о хорошем, но непутевом человеке, а теперь перед ней был самоуверенный и высокомерный тип.

— Спасибо, что проделали такой путь, — сказала Риэ доброжелательно, словно обращалась к родственнику, но у Кёити было такое выражение на лице, будто он прикоснулся к чему-то страшному.

— У вас здесь тепло, — ответил он, пристально смотря на женщину, которая теперь носила его фамилию. Риэ заметила, что в очках от солнца, которые были зацеплены за воротник рубашки, отражаются ее мама с неловкой улыбкой и она сама.

Когда мать провела Кёити в гостиную, по коридору поплыл аромат его духов, слишком тяжелый для этого времени суток, забивая все остальные домашние запахи. Кёити сидел на диване, но, видимо, чувствовал себя неуютно, то и дело крутил головой, посматривая на низкий потолок, сервант с посудой, на котором стояли фотографии. Казалось, он вот-вот невзначай обронит: «Вот, значит, где он умер».

В своем письме Риэ уже написала о том, когда Дайскэ приехал в город и как жил с тех пор. Когда Риэ подала кофе, Кёити даже не шевельнулся, чтобы притронуться к нему, а сказал:

— Простите, вам пришлось все это пережить в одиночку.

Риэ показались неожиданными его слова.

— Что вы… Это вы меня простите, что не связалась сразу же после его смерти.

— Давайте я оплачу расходы на церемонию, могилу и все остальное.

— Спасибо, не надо.

— Наверняка он плохо отзывался обо мне.

Кёити начал доставать из кармана пачку сигарет, но потом остановился. Риэ несколько секунд изучала его лицо.

— Он почти ничего не говорил о своем прошлом. Только то, что…

— Что он больше не хочет с нами встречаться? Понятно, я знаю об этом. Он всегда был сгустком комплексов, чувство собственной ущербности испортило его характер. Мне тяжело было находить с ним общий язык. Да мы с самого начала разные по характеру. Такое ведь бывает в семье, верно? Почему он не мог прожить достойную жизнь? Погибнуть на лесоповале под упавшим деревом… До самого конца остался хорошим сыном, скрывая все от нас. Да и я пока матери не говорил.