Незнакомцы в поезде - [43]

— Раз ты спрашиваешь меня, — продолжала Энн, — то, я думаю, это немаловажно, если кто-то тебя обвинит в таких вещах. И я хочу знать, почему ты ожидаешь такого оборота? Почему?

— Я вовсе не ожидаю!

Энн развернулась и пошла в ту сторону, где был тупичок, и там остановилась, опустив голову. Гай последовал за ней.

— Энн, ты меня не знаешь? Меня никто в мире не знает так, как ты. Я не хочу иметь секретов от тебя. Просто мне пришло это в голову, вот я и спросил тебя.

Он почувствовал, что сделал признание, и тут же с облегчением почувствовал, что у него внезапно появилась уверенность — такая же, как раньше, когда он думал, что Бруно уже отправил письмо, — что Бруно не отправил его и не отправит.

Энн смахнула слезу с уголка глаза и безразличным тоном произнесла:

— Гай, хочу тебя спросить об одном: ты кончишь когда-нибудь во всем ожидать худшего?

— Да, — сказал он. — Господи, да.

— Пойдем в машину.

Они провели весь день с Энн, вечером поужинали в ее доме. Письма от Бруно не было. Гай выкинул эту возможность из головы, считая, что был кризис и прошел.

В понедельник вечером, около 8 часов, миссис Маккосленд позвала его к телефону. Это была Энн.

— Дорогой… Мне кажется… Я несколько в замешательстве…

— В чем дело? — спросил Гай, уже поняв, в чем дело.

— Я получила письмо. Сегодня утром. О том, о чем ты говорил в субботу.

— Что такое, Энн?

— Насчет Мириам. Напечатано на машинке. И не подписано.

— О чем там? Прочти мне.

Энн читала дрожащим голосом, но, как всегда, четко:

— «Дорогая мисс Фолкнер, Вам, может быть, будет интересно узнать, что Гай Хейнз причастен куда больше к убийству своей жены, чем в настоящее время об этом думает закон. Но правда откроется. Я думаю, Вам это полезно знать, если у Вас есть планы выйти замуж за этого двуличного человека. Сверх того автор настоящего письма знает, что Гаю Хейнзу недолго оставаться на свободе». И подпись: «Друг».

Гай закрыл глаза.

— Боже!

— Гай, ты не знаешь, кто это мог бы быть? Гай! Алло!

— Я слышу.

— Так кто?

Гай по ее голосу слышал, что она напугана, что она верит в него и боится только за него.

— Я не знаю, Энн.

— Это правда, Гай? — спросила она полным беспокойства голосом. — Ты должен знать. Надо что-то делать.

— Я не знаю, — хмуро повторил Гай, мысли которого сбились в нераспутываемый узел.

— Ты должен знать. Подумай, Гай. Ты мог бы причислить кого-нибудь к своим врагам?

— А какой почтовый штамп?

— Центральный почтамт. Обычная бумага, ничего не говорит.

— Сохрани ее мне.

— Конечно, Гай. И я никому не скажу. В смысле, родителям. — Настала пауза. — Должен же быть кто-то, Гай. В субботу ты кого-то подозревал. Скажешь, нет?

— Нет. — У него перехватило горло. — Иногда такие вещи, понимаешь, случаются. После суда. — Гай сознательно прикрывал Бруно, как Бруно себя. — Когда я смог бы увидеть тебя, Энн? Можно я приеду сегодня вечером?

— Я… Понимаешь, мать с отцом хотят, чтобы я пошла с ними сегодня на одно благотворительное мероприятие. Я могу послать то письмо по почте. Со специальной доставкой. Ты получишь его завтра утром.

Так настало утро следующего дня — звено в цепи планов Бруно. И был абзац в его письме к Энн, где он обещал на этом не останавливаться.

Двадцать вторая глава

Гай сидел на краю кровати, закрыв лицо ладонями, затем заставил себя опустить руки. Это была ночь тяжелых раздумий, раздумий во тьме, раздумий бес сна. Но это была и ночь правды. Только ночью правда видится с другой точки зрения, но всё равно это правда. Если он расскажет Энн всю правду, разве не сочтет она его частично виновным? И пойдет ли за него? Как она себя поведет? А он — что же он такое, если может вот так сидеть в комнате, где в нижнем ящике лежит план убийства и пистолет для совершения убийства?

В хрупком предрассветном освещении он придирчиво пригляделся к своему отражению в зеркале. Рот искривлен вниз и влево, пухлая нижняя губа напряжена и оттого стала тоньше. Он постарался остановить бегающий взгляд на одной точке. Из зеркала на него глядели подведенные мертвенной бледнотой глаза, в которых читалось жесткое осуждение, словно они смотрели на своего мучителя.

Одеться и прогуляться или попытаться заснуть? Он легко и бесшумно ступил на ковер, бессознательно обойдя точку возле кресла, где пол скрипел. «Ты должен в целях безопасности перешагнуть эти скрипучие ступеньки, говорилось в письме Бруно. — Дверь отца — как раз справа, как ты знаешь. Я там всё осмотрел, там должно всё пройти предельно гладко. Посмотри на план, обрати внимание на комнату этого дворецкого (Херберта). Это ближайшая комната, где кто-то есть. В холле пол скрипит там, где я пометил крестиком. — Гай упал на кровать. — Ты не должен избавляться от „люгера“, независимо от того, что случится между домом и ж/д станцией». Гай знал всё это наизусть, знал, какой звук издает кухонная дверь, и цвет ковра в холле.

Если Бруно найдет кого-то еще для убийства своего отца, то у Гая будет веское доказательство против Бруно в виде этих писем. Он отомстит Бруно за всё, что он сделал с ним. А Бруно будет противопоставлять этому свои лживые утверждения об участии Гая в планировании убийства Мириам… Для Бруно найти какого-нибудь исполнителя — это вопрос времени. Если он выдержит угрозы Бруно еще некоторое время, то всё будет закончено и он сможет спокойно спать. А если он сделает это, то воспользуется не крупным «люгером», а маленьким револьвером.