Незнакомцы на мосту - [102]

Начальник тюрьмы устроил мне встречу с Рудольфом в отдельной комнате для посетителей и сказал, что мы можем не ограничивать себя временем.

Тюремная жизнь состарила полковника. Он выглядел исхудавшим. Однако он держался бодро в своем выцветшем сером тюремном наряде. Пожимая мне руку, он улыбнулся, и это был все тот же подлинный Рудольф. Он был в хорошем настроении. Полагаю, это объяснялось тем, что наши дела, казалось, неплохо продвигались в Верховном суде.

Я направил разговор на тему о его работе в художественной мастерской. Он по-прежнему с энтузиазмом говорил о своих экспериментах в области шелкографии и с очевидной гордостью сообщил мне о том, что сделал много рисунков для тюремного журнала.

Пытаясь сострить, я сказал: «Ваша нынешняя студия, несомненно, лучше бруклинской».

Смеясь, полковник ответил: «Освещение здесь гораздо лучше, да и плата за помещение меньше».

На мой вопрос, есть ли у него друзья среди заключенных, он ответил, что выделяет лишь одного человека.

«Это очень интересный человек, — сказал он, — и мы очень много времени проводим вместе».

Абель рассказал, что это бывший офицер американской армии, служивший во время второй мировой войны в Управлении стратегических служб. Позже он возглавлял группу, занимавшуюся сбором доказательств о зверствах немцев в концентрационных лагерях. Поскольку я возглавлял эту работу при подготовке крупнейшего Нюрнбергского процесса против Геринга и его сообщников, я, должно быть, встречался с этим другом Абеля, но припомнить его я не мог. Предвосхищая мой следующий вопрос, полковник сказал, что этот человек был осужден за участие в советской шпионской организации, действовавшей в Германии после войны.

(Вернувшись в Нью-Йорк, я проверил данные, касавшиеся этого человека, и обнаружил, что все, что он рассказал Абелю, было правдой.)

Не было сомнения в том, что Абель каким-то образом получал информацию «извне». Когда я сказал ему, что на обратном пути собираюсь остановиться в Вашингтоне, он заметил, что ему известно, что в музее ФБР в здании министерства юстиции организована новая выставка, посвященная его делу, и высказал пожелание, чтобы я познакомился с ней.

«Вы можете обнаружить там кое-что полезное для повторного выступления на суде», — сказал он. Он добавил также, что директор ФБР Эдгар Гувер в вышедшей недавно книге «Мастера обмана» пишет, что полковник Абель был арестован представителями иммиграционных властей «по требованию ФБР».

«Это подкрепляет нашу аргументацию, не правда ли? — спрашивал он. — Возможно, на выставке вы обнаружите какие-нибудь аналогичные хвастливые заявления. Тщеславие этого человека может его погубить».

(Прямодушное объяснение мистером Гувером обстоятельств ареста Абеля действительно оказалось одним из полезных моментов при составлении нашей записки дм повторного слушания дела в Верховном суде. Однако на выставке, устроенной ФБР в Вашингтоне, не было ничего такого, что могло бы вызвать возражение у разумного человека. Когда я осматривал выставку, мне бросилось в глаза объяснение о том, что дело обжаловано и находится на рассмотрении в Верховном суде. Я ходил по музею ФБР вместе с дюжиной других посетителей, никем не узнанный, прослушал интересные объяснения по делу Абем, с которыми выступал специальный агент ФБР, некто Салливан.)

Затем начальник тюрьмы Уилкинсон распорядился, чтобы надзиратель показал мне всю тюрьму. Это оказалось полезным делом, но оставило мрачное впечатление.

Я видел, как заключенные изготовляли мешки для почты, форменную одежду, работали в прачечной и в механических мастерских. Я видел, как они играют в бейсбол и занимаются поднятием тяжестей на спортивной площадке.

В конце дня я посетил работающую на рынок мастерскую прикладного искусства, где царил полковник, — здесь была его маленькая личная художественная студия, в которой находилось несколько отличных картин, написанных маслом, и очаровательных шелкографических этюдов, созданных с помощью разработанного им нового технологического процесса. Было очевидно, что дела его в новой обстановке шли очень хорошо. К тому же освещение в этой новой студии было действительно лучше, чем в его прежней обители в Бруклине.

Понедельник, 15 июня

Заместитель секретаря Верховного суда в короткой записке, полученной мною на прошлой неделе, сообщал, чтс повторное слушание дела Абеля откладывается с октября по крайней мере на ноябрь, с тем чтобы не доставлять неудобства и излишне не перегружать заместителя министра юстиции, который должен был выступать по другому делу в октябре, в тот день, на который было первоначально назначено слушание нашего дела.

По поводу этой отсрочки я незамедлительно написал пространный протест председателю суда Уоррену. После этого председатель суда наметил повторное слушание сторон по нашему делу на 9 ноября, заверив меня, что больше отсрочек не будет. Он снова подчеркнул, что хочет, чтобы я знал о том, что все члены суда понимают, какое колоссальное бремя взяла на себя защита, и ценят мой личный вклад в это дело.

После этого заместитель министра юстиции заявил, что ФБР располагает сведениями о том, что Абель в своих письмах «семье» передавал информацию русским и что разрешение на переписку с семьей было ему дано по моей просьбе. Я быстро поправил его, указав, что моя роль в этом деле сводилась лишь к передаче просьбы Абеля, и я не настаивал на предоставлении ему такого права по соображениям гуманности или каким-либо другим. Решение было принято властями, осведомленными обо всех обстоятельствах дела.