Незнакомцы на Монтегю-стрит - [3]

Проигнорировав мою протянутую руку, она щелкнула жвачкой и выдула еще один пузырь.

– Нола, – сказала она. – Мое настоящее имя – Нола.

Я опустила руку и посмотрела на Джека.

– Мы только что получили из Калифорнии ее свидетельство о рождении, и, похоже, ее официальное имя Эммалин Амелия. Очевидно, она просто привыкла к прозвищу.

Нола тут же скрестила на груди руки. На ее лице появилось нечто среднее между улыбкой и ухмылкой. Я тотчас напряглась: за этим явно что-то последует.

– Мама всегда называла меня Нола, потому что я была зачата в Новом Орлеане, штат Луизиана, когда она и этот парень напились в стельку.

Джек заговорил сквозь стиснутые зубы, а у меня мелькнула мысль, что, по идее, эта сцена должна доставлять мне куда большее удовольствие, нежели я испытывала в эти минуты.

– Как я уже сказал, ее зовут Эммалин Амелия, и последние тринадцать с половиной лет она жила со своей матерью в Лос-Анджелесе.

Я вопросительно посмотрела на него. За этими словами скрывалась целая история, которой он рано или поздно должен поделиться со мной. Но не сейчас. Девушка едва заметно вздрогнула. Костяшки ее пальцев, сжимавших ремни потрепанного рюкзака, побелели. Было в ее дерзости, в ее браваде что-то такое, что казалось неправдоподобным. Нечто печальное, одинокое, напуганное. Нечто такое, что напомнило мне брошенного ребенка, каким когда-то была я сама.

Я плохо разбиралась в девочках-подростках, хотя когда-то была такой же, но я знала: дать ей сейчас новое имя – не слишком хорошая идея. Я также знала, что стоящая передо мной девушка не Эммалин и не Амелия.

Выразительно посмотрев на Джека, мол, лучше молчи, я сказала:

– Приятно познакомиться, Нола. Мне кажется, что это имя тебе идет.

– Значит, ты спишь с ним? – спросила девушка, с торжествующим взглядом, предназначенным ее отцу.

– Абсолютно нет, – сказала я одновременно с Джеком, заявившим:

– Но попытки были.

Нола закатила глаза:

– Я сказала ему, что подумаю, оставаться мне тут или нет, если между вами что-то есть или типа того.

Или типа того. Я не вполне поняла, что значит эта последняя часть фразы, но я точно знала: что бы мы с Джеком ни делали, это нельзя отнести к категории «что-то есть».

– Ты хочешь, чтобы она пожила у меня? – спросила я и резко посмотрела на Джека.

– Да. Это услуга, о которой я собирался тебя попросить.

– А как же Ребекка? – спросила я, ощутив приступ головокружения. У меня и без того довольно плотный график дел. Вряд ли в моей таблице найдется свободная клеточка для чего-то еще, тем более для явно проблемного подростка.

Прислонившись к моему чиппендейловскому секретеру, Нола издала звук, как будто ее вот-вот вырвет. От толчка стоявшая на секретере статуэтка дрезденского фарфора слегка качнулась, но, к счастью, все же осталась на месте.

– Я тебя умоляю. А то я сейчас блевану. Я точно придушу эту сладкую розовую фифу, а мне не катит загреметь в тюряжку для несовершеннолетних.

Я подняла брови, хотя и была совершенно согласна с ее оценкой Ребекки. Сделав над собой усилие и старясь говорить спокойно, я посмотрела на Джека:

– А в доме твоих родителей?

– Они уже ужали свое пространство до квартиры с одной спальней. Они могли бы хоть сегодня выставить ее на продажу и купить новый дом, чтобы у Эммы… Нолы… была своя комната, но я не хочу, чтобы они это делали. Кроме того, нам, ну, вроде как сейчас что-то нужно.

– И она не может жить у тебя, потому что?..

Джек стиснул зубы.

– Потому что… – Он пожал плечами – либо потому, что не смог придумать убедительный ответ, либо потому, что не хотел, чтобы Нола его услышала.

– Потому что я ему не нужна. Он никогда меня не хотел, – подала голос Нола.

Вытянув руки в примирительном жесте, Джек шагнул к ней.

– Неправда, Нола. Я тебе уже говорил. Не знаю, почему ты отказываешься меня слушать.

– Это ты не желаешь ничего слушать, – почти выкрикнула Нола. Лицо ее покраснело под слоем косметики, и это было нечто большее, нежели обычная обида или злость. Мне внезапно подумалось: я ведь ничего не знаю об обстоятельствах, которые привели ее к Джеку. Что-то ранило Нолу гораздо глубже, чем она была готова признать, и даже для меня было очевидно, что Джек не имеет об этом ни малейшего понятия.

Я почувствовала, что моя шея стала слегка липкой.

– Может, всякий раз, когда у вас двоих будет спор, я могу быть вашим посредником? Кем-то вроде рефери. И даже время от времени навещать вас.

Я с надеждой улыбнулась им.

Две пары одинаковых голубых глаз посмотрели на меня с выражением презрения. Под их взглядом я тотчас ощутила себя очень-очень маленькой и бессердечной. Какой-то части меня было даже приятно наблюдать за их спаррингом, как то частенько бывает между нормальным отцом и дочерью-подростком. Я никогда не «бодалась» с моими родителями, но лишь потому, что у меня никогда не было такой возможности. Моя мать оставила меня, когда мне было шесть лет, отец же обычно бывал слишком пьян, чтобы обращать на меня внимание. Хотя мои отношения с обоими родителями значительно улучшились за последний год, я по-прежнему ощущала внутри себя огромную пустоту, зиявшую в годы моего взросления. Не то чтобы мне хотелось вернуться в юность. В конце концов, мне тридцать девять лет. Слишком стара, чтобы иметь дело с подростковой тревогой. Или быть не замужем, но это уже совсем другое дело.