Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа - [39]

Сварог встал, благосклонно склонил голову. Последнюю вечернюю сигарету он решил не доставать – за несколько часов у костра Барзай истребил их изрядно, пришлось пополнять портсигар.

Один из юношей произнес традиционное пожелание:

– Чтобы вам, государь, волка во сне не увидать.

– Благодарю, гуланы[5], - сказал Сварог и ответил столь же традиционно: – И вам тоже.

И не стоило им знать, что король каждую ночь как раз и видит во сне волка – волчицу, если точнее, но какая разница? И эта клятая белоснежная зверюга всякий раз служит чем-то вроде Говоруна Занавеса[6] из земного театра – вот только пьесы у нее насквозь непотребные. И нет никаких сомнений, что и сегодня одарит очередной мерзостью: как во все прошлые ночи, проведенные им в Ратагайской Пуште…

Так, разумеется, и оказалось. И, проснувшись утром гораздо раньше безмятежно спавшей с улыбкой на губах Яны, дымя первой утренней сигаретой, подумал, что нынешнее ночное наваждение, пожалуй, отвратительнее всех. Все предшествующие были вымышленными, постановочными, как сказали бы киношники, насквозь придуманными. А сегодня ночью неизвестный недруг (а кто же он еще?) показал кусочек прошлой жизни, не такой уж и далекий по времени, который забыть бы напрочь…

Неприглядная история неприятной гнусности, в которую Яна, ни о чем не подозревая, вляпалась тогда на Сильване. Полное впечатление, что у неведомого «режиссера-постановщика» под рукой лежит один из самых секретных отчетов спецслужб Империи. Сначала игривые забавы после отхода ко сну в девичьей спаленке, со столь же юными, но чертовски развращенными балеринками. Потом задняя комнатка, где Яна под смешки и перемигивания оставшихся в спальне балеринок платила очередной проигрыш сразу трем юным потаскунам – сначала неторопливая, с выдумкой «игра на флейте», потом опять-таки всякие забавы, где Яну порой ублажали сразу трое. И, наконец, ночь, проведенная Яной в спальне герцога Наргела, усыпанной множеством золотистых лилий – символом беззаветной любви, тщательно подобранными декорациями для пущего воздействия на неопытную девчонку, таявшую от потока нежных романтических словес, позволившую многое и с собой проделать, и самой выполнявшей желания герцога – правда, до некоей черты, которую она так и не переступила.

Но самым отвратительным было даже не то, что Яна делала и позволяла с ней делать, – то, что на сей раз она была искренней. Подумать невозможно, чтобы в реальной жизни она с неподдельной пылкостью занималась извращенной любовью с волчицей и получала от этого неподдельное удовольствие – а здесь (вернее, тогда) ей и самом деле крайне приятно было все происходящее, как о том безжалостно свидетельствовал отчет, где цитировались ее собственные признания принцу Элвару…

Какое-то время он изощрялся в мысленной брани неведомо в чей адрес – и представлял себе с большим удовольствием, что сделает с неведомым затейником, попадись тот ему в руки. Потом эмоции (совершенно бесполезные, как прекрасно понимал Сварог) схлынули, и пришла насквозь деловая мысль. Вот только обдумывать ее стало некогда – проснулась Яна, потянулась к нему, сонная, с затуманенными глазами, улыбкой на губах, потянулась к нему обеими руками…

Правда, время серьезно подумать кое над чем подвернулось вскоре после пышного завтрака с предводителями родов, во время церемонии, которую можно было, подумав, называть «прощальным парадом». Сварог с Яной стояли на ковре у входа в шатер на вершине невысокого холмика, а вокруг него часа два крутила «карусель» многотысячная конница Алых Чепраков, разодетых во все лучшее, с обнаженными саблями, на конях в прадедовской дорогой сбруе. Сварог давным-давно (не первый год на троне, господа мои) овладел и этим королевским искусством: стоять величественно, сохраняя на лице приличествующую моменту торжественность, смесь величавости, ума и серьезности – а самому тем временем обдумывать разные текущие дела. Благо никаких речей от него не требовалось – разве только время от времени милостиво помахивать рукой, что он и проделывал на автомате.

Итак, сон нынешней ночи, в отличие от всех прежних, – кусочек прошлой реальности. Откуда-то насылатель снов должен был это прошлое знать. Вот только откуда? Все антланские участники тех событий, все старательно совращавшие Яну плясицы и плясуны, а также, для полной секретности и надежности, все до одного служители, служанки и прочая обслуга того поместья – в особой тюрьме на Сильване. Не за ржавой решеткой на охапке прелой соломы, в условиях гораздо более комфортных – но все равно, останутся там до конца жизни. Точно так же обстоит с лейб-медиком и еще примерно полусотней из числа благородных ларов – разве что сидят они еще более комфортно, в тюрьме Лорс. Его младшее высочество, принц крови, стоявший во главе всего дела, никогда не покинет роскошный замок, летающий над Сильваной. И строжайший присмотр за ними таков, что никто из них никогда не сможет ни получить весточки с воли, ни сам что-то туда передать. Но самое главное – никто из них не был очевидцем того, что с Яной происходило на Сильване.

Тогда? Узнав, что Сварог все же сумел с отчетом познакомиться, Канцлер убрал его из компьютеров, перевел в бумагу и положил (похоронил, можно сказать) в свой личный сейф, который мог открыть только он. Так что сразу отметаем версию, по которой нашелся просмотренный спецслужбами компьютерный гений наподобие Элкона и смог повторить подвиг Золотых Обезьянов. И опять-таки, он не был бы очевидцем, а такой сон, Сварог отчего-то был твердо убежден, мог сотворить лишь очевидец, участник событий.