Нежный плут - [22]

После этих ее последних тайных мыслей первый помощник толкнул ее внутрь и вышел из каюты. Сначала ей трудно было заставить свои ноги повиноваться, но когда она справилась с собой, она буквально подлетела через дверь к дубовому обеденному столу в стиле Тюдоров в центре комнаты. Этот огромный элемент мебели был таким, что за ним могли разместиться больше полдюжины офицеров.

Глаза Джорджины сосредоточились на подносе, и она продолжала стоять даже после того, как опустила его на стол. Над столом нависала большая тень. Что-то загораживало стол от хорошо освещавших комнату окон. Она не знала, что именно загораживает свет, но сообразила, где находится капитан.

Она восхищалась этими окнами вчера, когда готовила помещение для капитана. Такая каюта, по ее мнению, вполне подошла бы и королю. Она никогда не видела ничего подобного ни на одном из кораблей «Скайларка».

Мебель была экстравагантной. У длинного обеденного стола стояло единственное кресло в стиле французского ампира, сделанное из красного дерева и бронзы! На сиденьях и спинках стульев изображены букеты ярких цветов на фоне цвета слоновой кости. В каюте несколько стульев: два у окон, два перед письменным столом и один за ним. Этот письменный стол тоже выглядел впечатляюще – на огромных овальных пьедесталах (назвать их ножками язык не поворачивается), отделанных в классическом стиле. Кровать выглядела как истинное произведение искусства, сработанное в стиле итальянского Ренессанса. С высокой красивой спинкой у изголовья. Матрас покрыт белым шелком. Вместо морского сундука стоял высокий китайский шкаф красного дерева (из тика), похожий на тот, который ее отец подарил матери после своего первого возвращения с Дальнего Востока, когда они поженились. Он отделан яшмой и другими полудрагоценными камнями и прекрасными раковинами. Был также буфет в стиле королевы Анны. Между ними часы из черного дерева и бронзы, в стиле модерн.

Вместо обычных полок, прибитых к стене, стоял отделанный золотом книжный шкаф красного дерева со стеклянными дверцами. Все его восемь полок полностью забиты книгами. Она признала стиль Ризенер в комоде с его цветочными декорациями. А за ширмой, кожаным изделием, разрисованным английскими пейзажами, стояла фарфоровая ваза. Спасибо, не слишком глубокая, поскольку, возможно, ей придется наполнять ее водой. Возле письменного стола – шкафчик с навигационными инструментами, двухфутовая статуя голой женщины из бронзы, сидящей на полу. Медный чайник в углу, возле вазы с водой. Лампы, одна не похожая на другую, дополняли роскошь обстановки – они висели на крюках на потолке и на стенах.

Стены украшены большими и малыми картинами, толстыми коврами. Создавалось впечатление, что находишься во дворце губернатора, а не на корабле. Ничего здесь не говорило ей о капитане Мэлори, за исключением того, что он, должно быть, эксцентричная натура и любит окружать себя дорогими вещами даже там, где они явно неуместны.

Джорджина не знала, смотрит ли капитан на нее или в окно. Она не поднимала глаз на него, и тишина била ей по нервам. Ей хотелось уйти, не привлекая к себе внимания с его стороны, если она уже не привлекла его. Почему он ничего не скажет? Он должен был знать, что она еще здесь, ждет, чтобы обслужить его, как он потребует.

– Ваша еда, капитан… сэр.

– Почему ты говоришь шепотом? – спросил голос таким же шепотом, как и ее собственный.

– Я говорил вам… что… я думал, что вы плохо себя чувствуете. – Она прочистила горло и резко продолжила: – Головная боль, сэр. Мой брат Дрю всегда жаловался, что его раздражают громкие звуки, когда у него… головная боль.

– Я думал, твоего брата зовут Ян.

– У меня есть и другие братья.

– И у меня тоже, к сожалению, – отметил он сухо. – Один из моих прошлым вечером старался напоить меня, чтобы я свалился под стол. Наверно, он думал, что это будет очень забавно, если из-за моего состояния корабль не сможет отплыть.

Джорджина почти улыбнулась. Сколько раз ее братья делали то же самое. Не с ней, а друг с другом. Да и она вносила свою лепту в пирожные, в горячий шоколад с ромом. Очевидно, все братья одинаковы, не только в Коннектикуте.

– Сочувствую вам, капитан, – сказала она. – Это довольно неприятно.

– Довольно, да.

Она услышала юмор в его голосе и поняла, что он нашел ее ремарку претенциозной, то есть слишком взрослой для двенадцатилетнего мальчишки. А ведь она собиралась тщательно взвешивать свои слова, прежде чем произносить их. Она ни на минуту не могла забывать, что притворяется мальчиком, причем маленьким. Но, оказалось, трудно помнить об этом особенно тогда, когда она, наконец, заметила, что произношение у капитана было самое что ни на есть британское. Плохо, если он англичанин. Она могла бы избегать общения с другими людьми на корабле, но не смогла бы избегать капитана.

Она чувствовала себя как щенок, впервые брошенный в воду, – сам, дескать, выплывай, – когда услышала слова капитана:

– Представься, парень, и дай я взгляну на тебя.

Ладно. Всему свое время. Произношение может быть отработанным. Он просто жил в Англии. Поэтому она начала медленно двигаться вокруг стола, приближаясь к тени, пока в поле ее зрения не оказалась пара блестящих сапог. Выше брюки, обтягивавшие крепкие мускулистые ноги. Не поднимая наклоненной головы, она быстро взглянула на белую рубашку с длинными рукавами, красивыми запонками у запястий, лежавших вдоль узких бедер. Но ее глаза не смотрели выше того места, где из расстегнутой рубашки была видна загорелая кожа. Весь он был такой высокий… и широкий.