Нежный гром - [14]

интересно: а что же чувствует сорокалетний бегун? И знаешь, что я понял? Он чувствует то же самое, что и

тридцатидевятилетний.

Но хотя мои ощущения со вчерашнего дня никак не изменились, водительские права напоминали, что мне уже сорок.

Говорят, что в сорок жизнь только начинается. Ну да... А еще в сорок начинаются проблемы со зрением, артрит и привычка

трижды рассказывать одну и ту же шутку одному и тому же человеку.

Люсиль Бол говорит, что секрет молодости в том, чтобы жить честно, есть мало и врать, когда спрашивают, сколько

тебе лет. Легче сказать, чем сделать. Непросто отрицать очевидное. Когда ты молод, можешь подолгу вертеться перед

зеркалом. Но вот ты стареешь, и зеркало стареет вместе с тобой. Но я продолжаю сам себе повторять, что сорокалетний

рубеж — это не так уж плохо. По сравнению с черепахами с Галапагосских островов я просто дитя.

И вот я выдавливаю из себя улыбки, реагируя на комментарии по случаю юбилея. Некоторые мысли наверняка

покажутся вам забавными.

«Если ты собрался расправить складки на носках и обнаружил, что носков на тебе вообще нет, значит, ты

стареешь».

«В двадцать нам наплевать, что мир подумает о нас. В тридцать мы начинаем беспокоиться, что мир

подумает о нас. В сорок мы понимаем, что мир совсем не думает о нас».

«Я достиг того возраста, когда, чтобы спросить, где мои очки, мне необходимо вставить зубы и надеть

слуховой аппарат».

Возможность обобщить я предоставлю Дэйву Барри:

Когда человек приближается к этой жизненной вехе (сорокалетию), он должен найти время, чтобы узнать о

биологических изменениях, происходящих в его теле. Тогда он будет более приспособлен к пониманию

неизбежных и вполне естественных изменений в процессе старения — различных мелких недомоганий, болей, стоматологических сюрпризов, проблем с пищеварением, ослабления мышц, эмоциональной

нестабильности, провалов в памяти, потери зрения и слуха, импотенции, сердечных приступов, опухолей, проблем с простатой, сокращения активности конечностей, закупорки сосудов, ну и в конце концов

болезненных геморроидальных наростов. Вот такое оно, это увлекательное приключение, которое мы

называем «средним возрастом».

Старение. Годы. Мы смеемся и жалуемся. Сопротивляемся, но не можем воспрепятствовать. А вслед за шутками и

морщинами на лице в голову приходят действительно серьезные мысли: что случится, когда мы умрем? Просто уснем? Или

наконец по-настоящему проснемся?

Меня как служителя церкви часто просят произносить речи на похоронах. Мне уже даже не надо спрашивать

родственников усопшего, что они хотят от меня услышать. Я и сам знаю. Конечно, пару вопросов об умершем я все-таки

задаю, но никогда о том, что я должен сказать. Я знаю, что говорить.

Люди хотят услышать, что Бог думает о смерти. Они хотят услышать ответ на свой самый страшный вопрос: а что там, за финишной чертой. Им не интересно мое мнение. Им не нужны философские трактаты или исследования ученых. Они хотят

знать точку зрения Бога. Если бы Сам Иисус был здесь, у изголовья гроба, посреди этого кладбища, что бы Он сказал?

И вот под покровом людской печали я оглашаю мнение Господа. Рассказываю о хвалебной речи, произнесенной

Иисусом в собственный адрес. Ученики же не знали, что это был Его последний путь. Никто не знал. Но все случилось именно

так. Он понимал, что видит заход солнца в последний раз. Знал, что смерть придет за ним утром. И поэтому говорил о

смерти. Вот как Он начал:

Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много. А если

бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду

опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я (Иоан. 14:1-3).

Какое заявление! Доверьте Мне свою смерть. Когда пойдешь в могилу, не переживай, — просто доверься Мне! Такое

впечатление, что у Бога какое-то несерьезное отношение к смерти. Он разговаривает, как механик с клиентом в мастерской.

«Да, двигатель нуждается в капитальном ремонте, но не волнуйся, я все сделаю». Нам это кажется чем-то непостижимым.

Ему — пустяком.

Следующим вечером я сделал то, что любой родитель делает сотни раз: я отнес на руках свою дочь в кровать.

Пятилетняя Сара уснула на полу, я поднял ее, отнес в ее комнату и уложил в постель. Зачем? Я просто знал, что пришло время

сна. И что ее сон там наверху, в ее комнате, будет гораздо лучше, чем внизу, в гостиной, на полу.

Не творит ли Бог нечто подобное? Не приводит ли Он нас в место отдыха, созданное специально для нас? И поэтому

для Него смерть совсем не трагедия. В Божьем расписании конец существования тела — начало настоящей жизни.

Представь, что сестры Сары воспротивились бы моему намерению уложить ее в кровать. «Не забирай. Нам ее будет не

хватать! Оставь ее здесь, чтобы мы были все вместе!»

Что бы я ответил? «Но ей будет гораздо лучше в ее комнате. Да к тому же вам и самим скоро уже пора в постель!»

Забирая нас домой, Бог поступает, как любой другой отец. Он приводит нас в место отдыха. В место, которое Он

«приготовил» нам. Небеса ведь собраны не на конвейере. Все-таки ручная работа. Сделано на заказ.