Нежные щечки - [93]

Шел декабрь месяц. День выдался холодным, сыпал снег с дождем. К Исияме на его съемную квартиру в Йокогаме нагрянули коллекторы, грубые парни, которых обычно засылают кредиторы. Исияма выбросил из окна сумку с личными вещами, а затем спрыгнул вслед за ней в расщелину между зданиями. Упал коленями в холодную лужу. Увидел свои промокшие брюки и почему-то вспомнил о Касуми. Еще в те времена, когда Касуми была на практике в «Мориваки-сэйхан», она, разнося чай, случайно облила им Исияму — на брюках появилось пятно. Касуми поспешно стала вытирать его своим носовым платком. Интересно, почему он тогда не влюбился в нее? Возможно, потому, что он по-настоящему еще себя не знал. От этой мысли ему стало легче. Исияме показалось, что теперь он наконец-то освободился. Некоторое время он скрывался в городе, пытаясь раздобыть средства на побег. Все знакомые уже были в курсе, что произошло, и никто не стремился с ним встретиться. «Вот так оно и бывает», — размышлял Исияма, в одиночестве приятно проводя время в бизнес-отеле, выходящем окнами на Сумидагаву[20]. С семьей расстался, потерял работу и доверие, с друзьями порвал. Исияма достал мобильный телефон и выбросил его прямо в реку. Однако про себя решил, что с Норико и детьми он обязательно должен попрощаться. Исияма позвонил Норико, и она назначила ему встречу на платформе станции «Такаданобаба». Он стоял и ждал ее на платформе, среди декабрьской предпраздничной суматохи, когда сзади раздался шепот: «Ёхэй!»

Так его называли в студенческие годы. Обрадованный, Исияма обернулся. Детей с Норико не было, она невозмутимо стояла одна на фоне темнеющего неба. Они давно не виделись, на ней было незнакомое ему, новое дизайнерское пальто.

— Извини, что попросил тебя прийти.

— Ты, наверное, это забыл? Нашла в моих вещах.

Она проворно сунула ему что-то в руки. Пятьсот тысяч иен и старый отцовский «Ролекс».

— Это разве мое? Отдай Рюхэю.

— Оставь себе. Продашь, если потребуются деньги.

К платформе кольцевой линии «Яманотэ» подъехал поезд. Исияма догадался: Норико не хочет, чтобы у сына остался подарок на память от деда, и усмехнулся. Перед глазами пробежала его семейная жизнь. Норико не была плохим человеком. В том, что они выстроили свои отношения именно так, была и его вина. Он знал, что Норико продала их дом в Комабе и готовится переезжать, но желания спросить куда у Исиямы не возникло. Будь у него хотя бы хорошая работа, Норико могла бы не волноваться, зная, что он сумеет выполнять свои отцовские обязательства, но после всех его неудач ей только и оставалось, что полностью порвать с ним отношения. Исияму грызла совесть из-за того, что он так подвел Норико, и все же он испытал своего рода облегчение, ныряя в пришедшую электричку.

— Ну пока. Я звонить некоторое время не буду.

— Будь осторожен.

— Извини, что доставил тебе столько хлопот.

— И ты тоже. Вот уж удивительная жизнь!

Двери закрылись, Норико украдкой утирала слезы. Он сделал вид, что ничего не заметил, и начал пробираться в глубь вагона. Отбросить все, встретиться с незнакомыми людьми в незнакомом городе. Он не знал еще, что это значит, но в душе у него царило некое странное возбуждение — смесь беспокойства и надежды. Исияма и не догадывался, что в его-то возрасте может испытывать такие чувства. Прислонившись к двери тамбура, он думал о Касуми. Токио — город, который любила Касуми. Может быть, Касуми испытывала то же, что и он, когда, сбежав от родителей, приехала в Токио. Исияма думал о ней как о старом боевом товарище.

Ему стало казаться, что он сможет забыть Касуми. Случилось это, как ни странно, в самый разгар его жизни в бегах. С того момента, когда ему показалось, будто он чувствует то же, что чувствовала Касуми, будто он понял, что творилось в ее душе, Касуми словно бы тихонечко поселилась в глубине его души. Он больше не страдал при мысли о ней — женщине из плоти и крови. Каждый раз, когда попадал в новый, незнакомый город, он чувствовал внутри себя Касуми. Сначала Исияма напрягался, гадая, удастся ли ему выжить в этом незнакомом месте, но затем, пока оглядывался с надеждой по сторонам, его постепенно начинало переполнять любопытство, и он приободрялся. Касуми наверняка именно так и жила. В конечном итоге он стал таким же, как она. Исияма был рад этому.

Исияма выживал, занимаясь непривычным для него делом: работал в ночных питейных заведениях, выполнял поденную работу. Чтобы никто не смог установить его местожительство, он старался нигде не задерживаться подолгу. В его жизни не было места покою, ему все время казалось, что за ним гонятся. Если к нему приближался незнакомый мужчина, сердце Исиямы учащенно колотилось — уж не погоня ли это. Он постоянно оглядывался, ни при каких обстоятельствах не ходил по темным улицам. «Наверняка то же самое было в первое время после побега и с Касуми», — думал Исияма. Сначала, беспокоясь, что родители заставят ее вернуться домой, она не выходила с ними на связь, а кончилось все полным разрывом с семьей. И оттого, что была в ней эта печаль и эта тревога, жизнь в одиночестве стала ее целью. А он, любивший эту женщину, ничего не замечал. Во время своего странствия Исияма неоднократно пытался заново понять Касуми.