Нежные щечки - [42]

— На меня?

— Ну да, вы как эти персики, мягкая и красивая. Приходите еще.

У Касуми на душе было светло. Она привыкла думать о себе только как о матери, но сегодня в ней ожило какое-то давно забытое ею чувство.

В тот вечер Митихиро, скептически посмотрев на листовку «Общества “Парадайз”», щелчком ее отбросил.

— Не нравится мне все это. Называют себя обществом изучения Библии, а что там на самом деле за учение — поди разбери. Просто заговаривают людям зубы, чтобы привлечь новых верующих. Одно название чего стоит — «Общество “Парадайз”».

Но Огата-сэнсэй очень хороший человек.

— Ты прямо сразу так и поняла? Конечно, поначалу все они говорят нужные слова, сочувствуют. Разве не все так вели себя, стараясь склонить тебя к религии?

С того самого мига, как про исчезновение Юки рассказали в новостях, к Митихиро и Касуми хлынул поток приглашений от разных религиозных организаций. Только разве Огата-сэнсэй пытался завлечь ее в «Парадайз»? Разве намекнул на это хоть единым словом? Нет. Касуми покачала головой, вспоминая о произошедшем в автобусе. Огата лишь сказал, что ей надо задуматься о человеческой душе. Он даже не пытался ее утешить, как почти все ясновидящие, утверждающие, что Юка жива.

— Деньги ведь, наверное, берет?

— Нет. Я персики принесла, а он сказал, что они на меня похожи, и велел самой съесть.

Что? Он еще и старый извращенец, — презрительно сказал, как отрубил, Митихиро.

И что в этом плохого? Ей было тогда приятно, и на какое-то время это придало сил. Касуми смирилась с мыслью, что мужу не дано ее понять.

Она больше не чувствовала, что ее обмахивают веером. Касуми открыла глаза и увидела, что Огата лежит рядом, подложив руку под голову. Вместо веера она увидела вращающийся старый вентилятор. Каждая новая волна воздуха шевелила ее волосы, принося с собой характерный затхлый запах сада.

— Касуми-сан, среди моих верующих есть одна женщина. Пожилая, лет семидесяти. Конечно, старше меня. И вот эта женщина… я ее когда спросил, почему она полюбила Христа… так вот она сказала: «Он же белый мужчина, он, — говорит, — такой прекрасный». С этого и началась ее вера. А я вот думаю, что пускай так. И даже думаю, что вот в этом-то суть и есть. Человек чувствует влечение к другому человеку, желает его. А есть еще один верующий, мужчина, который говорит, что влюбился в Христа. И уж потом страстно увлекся изучением Библии. Ничего, что я вам об этом говорю?

— Сэнсэй, вы говорили, что религия — размышление о том, что скрыто внутри. Разве не странно, что люди приходят к религии, привлеченные чем-то внешним?

— Не странно. То, что видно, внешнее — оно все в конце концов разрушается. И чем красивее это внешнее, тем разрушение печальней и бессмысленней. Потому-то человек и начинает задумываться о внутреннем, скрытом. О душе, о правде.

Огата легонько дотронулся до груди Касуми. Касуми закрыла глаза. То, что она чувствовала, было не просто удовольствием, она ощущала покой.

— Грудь у тебя как те персики. Тленное тело.

Касуми прыснула со смеху.

— Сэнсэй, что вы такое говорите?

— Ты про Исияму уже не вспоминаешь?

— Вспоминаю.

— Скучаешь по его объятиям?

— Скучаю.

— Если так, почему бы тебе с ним не встретиться? А то и будешь так все время мучиться.

Не то чтобы Касуми упрямилась. Она считала, что Исияма в тот момент струсил. Ей хотелось, чтобы он остался с ней, но сил тянуть за собой мужчину, который испугался, у нее тогда не было. Она была на грани сумасшествия после исчезновения Юки. Сухая костлявая рука Огаты нежно поглаживала ее тело под футболкой. Из темного дома тихо доносилась музыка. Касуми узнала песню подростковой группы, от которой была без ума Риса. Она повернула голову на звук и услышала шепот Огаты:

— Это девчонка слушает, которая позавчера из дома убежала.

Приживалы в доме Огаты звали его папой, а его супругу — мамой. Касуми только недавно узнала, что все эти люди питаются наличные средства Огаты и церковные пожертвования.

— Сэнсэй, а вы девочке этой тоже так делаете?

— Да что ты! Только тебе.

Касуми повернулась к Огате:

— Сэнсэй, с тем, что муж не хочет ехать на Сикоцу, ничего уже не поделаешь, так ведь?

— Ничего не поделаешь, — подтвердил Огата. — Просто вы два разных человека.

— Хотя цель у нас одна.

— Ну, это мне неизвестно. Казалось бы, супруги. Странно, конечно, — сказал Огата и перестал ее гладить. — И что-то мне подсказывает: грядут перемены. Так, интуиция.

— Какие именно? — Касуми привстала.

Огата вытащил руку из-под футболки Касуми и лег на спину, подложив руки под голову.

— Это мне неведомо.

— Какие перемены? — Касуми пыталась сдержать ни с того ни с сего участившееся сердцебиение, вглядываясь в безмятежные глаза за стеклами очков.

— Этого я не знаю. За все эти четыре года ничего не изменилось, твои мысли были заняты только Юкой, так ведь? Меня не покидает чувство, что пора уже чему-то произойти. Может быть, это что-то случится извне.

— Извне?

— Ну да, что-то изменится независимо от твоих усилий, извне. И в ответ — что-то изменится внутри тебя. Но что конкретно, я не знаю.

— Может быть, Юка найдется?

— Не знаю, будет это что-то хорошее или плохое, но в конце концов любая ситуация должна разрешаться. Ныне же будешь со мною в раю, — невразумительно бормотал себе под нос Огата.