Нежность волков - [104]

— Если вы не возражаете… — Она скрипит стулом, вставая. — Я бы немного погуляла.

Миссис Нокс хмурится, глядя на старшую дочь:

— Хорошо. Ты ведь будешь осторожна, правда?

— Да, мама. — Мария уже на полпути к двери.

Просто смешно, как ее мать думает, будто любое место за пределами Колфилда — это логово порока, кишащее торговцами живым товаром. Ей придется свыкнуться с этой мыслью, если Мария переедет в Торонто, что она определенно решила сделать следующим летом.

Выйдя из гостиницы, Мария поворачивает направо, к озеру. Беспорядочно разбросанные вдоль берега причалы и склады, места сбора товаров со всего севера. Это захватывает, такое бренчанье коммерции, деловой суеты, вульгарное, громкое и в каком-то смысле реальное, в отличие от Колфилда и лавки Джона Скотта. Ей наказали держаться подальше как раз от этой части города, никак не менее оттого привлекательной. Мимо нее снуют люди, спешащие на встречи с пароходами, биржевыми курсами, рабочими собраниями. Обеспеченной деревенской девушке кажется, будто она проникла в самую суть вещей.

На этом краю города тоже есть несколько отелей и пансионов — не столь благоприятных для здоровья, как «Виктория и Альберт», и подальше от оперного театра. Она видит мужчину и женщину, выходящих из одного из них, и лениво за ними наблюдает, прежде чем вздрагивает от изумления, поняв, что мужчина этот — Ангус Росс, фермер из Дав-Ривер. Отец Фрэнсиса. Когда он поворачивает голову, она ясно видит его лицо: грубоватый профиль, рыжеватые волосы. Поражена она, потому что женщина рядом с ним вовсе не миссис Росс. Миссис Росс уже несколько недель не видно. Мария покрывается стыдливым румянцем. Здесь что-то очень неправильное, хотя мистер Росс и эта женщина просто переходят через дорогу. Марию он не заметил, так что она инстинктивно подается назад и, отвернувшись, изучает витрину ближайшего магазина. Выставленные там вещи, в нынешнем замешательстве Марии, кажутся лишенными всякого смысла.

Она ждет, пока пара окончательно не скроется из виду. Прежде ей никогда не доводилось встречаться с неподобающим поведением, но почему-то она совершенно уверена, что здесь именно тот случай. И где все-таки миссис Росс? О том, что она отправилась за сыном, известно только со слов ее мужа. Марии, наряду с более серьезной литературой прочитавшей несколько скандальных романов, вдруг приходит в голову, что мистер Росс мог просто расправиться со своей женой. А как насчет Фрэнсиса? Мистер Муди и его друг отправились за ним, но, возможно, так и не нашли. Возможно, поэтому они до сих пор не вернулись. Возможно, мистер Росс и мистера Жаме убил…

Мария одергивает себя, не желая поддаваться диким фантазиям, но все же не может избавиться от дрожи. Наверное, нужно было нормально позавтракать. Наверное — она озирается по сторонам, дабы убедиться, что никто не наблюдает за ней, — наверное, в связи с исключительными обстоятельствами она пойдет и что-нибудь выпьет.

Вдохновленная собственной отвагой, Мария выбирает бар потише, в стороне от гавани, и заходит внутрь. Она делает глубокий вдох, но здесь нет никого, кроме бармена и мужчины, который что-то ест, сидя за столом спиной к двери.

Она заказывает бокал хереса и кусок пирога с морошкой и садится за стол подальше от входа, просто на случай, если мимо пройдет кто-нибудь из знакомых. Вроде мистера Росса. Ее сердце бьется чаще при этой мысли. Прежде у нее не было особых оснований любить или не любить миссис Росс — женщину довольно-таки неприветливую, — но теперь ей жаль ее. Ей приходит в голову, что у них с миссис Росс может быть что-то общее.

Ей приносят заказ, и, чтобы занять чем-то глаза, она достает бумаги с попытками разгадать шифр. Она понимает, что другой клиент обратил на нее внимание, и опасается, как бы он не попытался составить ей компанию. Только сейчас Мария замечает, что это индеец, и весьма с виду потрепанный, так что решает больше в его сторону не глядеть. Она вынимает карандаш и принимается делать пометки на полях своих криптографических изысканий, выстраивающиеся в длинную череду бессмысленных слогов. Она настолько поглощена этим процессом, что не замечает подошедшего бармена, пока тот не откашливается.

— Прошу прощения, мэм. Желаете повторить?

В руках у него бутылка хереса.

— О, благодарю вас, да. Пирог очень вкусный.

Как ни странно, так оно и есть.

— Благодарю вас. Головоломку разгадываете?

— В каком-то смысле. — (У этого бармена славные глаза, очень длинные обвислые каштановые усы и неожиданно умное лицо.) — Я пытаюсь разгадать шифр. Но это, похоже, дело безнадежное, так как я понятия не имею, на каком языке он написан.

— Вы хотите сказать, французский там или итальянский?

— Да… хотя мне кажется, что это индейский язык, а их так много.

— A-а. Тогда вам нужна помощь.

— Да. Кого-то, говорящего на них всех. — Она пожимает плечами и улыбается, словно показывая, насколько это маловероятно.

— Мэм, позволите дать вам совет? Видите сидящего там джентльмена? Он знает много индейских языков. Если желаете, я могу вас познакомить.

Он замечает сомнение в ее взгляде, направленном на сгорбленные плечи и засаленные волосы, вьющиеся над воротником.