Нежнее шелка - [48]

Отодвинулась раздвижная дверь, и Айко робко подняла голову, заставив себя улыбнуться, хотя для этого потребовались все ее силы.

— А, моя малышка. Какая ты красивая сегодня. Оправилась от своего несчастья? — Главный инспектор подошел к ней, поднял с пола и привлек к себе.

Обхватив его за талию и чувствуя при этом, как ненависть в ней крепнет, она подняла к нему лицо, всем своим видом изображая радость.

— Вполне здорова, господин. Как вы и хотели.

— Как того хотели боги, малышка. И теперь, когда ты снова здорова, в мире стало светлее, — ласково сказал он.

— В моем мире стало светлее, господин, когда вы вернулись в него.

— Обязанности мои обременительны, милочка, — сказал он с театральным вздохом.

На самом деле последнее время он чуть не потерпел крушение и теперь отчаянно заметал следы своей многострадальной и неудачной погони за принцессой. Пришлось успокоить Ёсивару; ниндзя получили назначение в отдаленные провинции, докуда злые языки не дойдут, а те, что занимались поисками принцессы Отари, уже казнены, чтобы умолкнуть навеки. Но все кончилось хорошо; старшие советники в неведении относительно его жестоких неудач.

— Ну что ж, господин, сегодня ночью вы можете хорошо отдохнуть. Позвольте мне проверить, приготовлены ли ваши любимые вина. Садитесь к жаровне и согрейтесь. Я скоро вернусь.

С медовой улыбкой она подвела его к мягкой подушке перед жаровней. План отмщения уже вырисовывался у нее в голове. Перед тем как выскользнуть из комнаты, она послала ему улыбку, фальшивую, намекающую на будущие наслаждения.

Хироаки откинулся на подушки и вытащил трубку. Именно так и следует обращаться с мужчиной — с почтительностью и, пожалуй, благоговейно. Замечательно, в Айко он нашел маленькую рабыню… преданную, соблюдающую приличия, а ее источающая росу маленькая щелка цвета киновари так восхитительно узка!

Он разжег трубку и глубоко затянулся. Все идет как должно.

Как-то раз, в самом начале их связи Айко решила, что главный инспектор бросил ее, и в глубоких муках страсти и отчаяния купила у аптекаря яд, решившись покончить с собой. Но Хироаки тогда вернулся, принес красивые подарки, объяснил, что ее страхи необоснованны, и пообещал присылать любовные стихи, когда вновь будет долго занят.

И все мысли об уходе из жизни мгновенно испарились.

Но склянка с ядом, спрятанная в ящичке, осталась. Айко не вспоминала о ней.

До сих пор.

Пробежав по коридору, она влетела в свою туалетную комнату, отпустила служанку и подошла к шкафчику, где хранила веера. Став перед ним на колени, она выдвинула ящичек, пошарила под свертками, обернутыми в тонкие дорогие ткани, и вытащила склянку.

Без малейшего колебания она сунула склянку себе за оби[17] и поднялась на ноги. Она и не знала, что может чувствовать такую ненависть. Что может задумать убийство, совершенно не ощущая ни вины, ни угрызений совести. Но ведь раньше ей не приходилось терять ребенка. Ребенка, которого она хотела так отчаянно, ребенка, которого она любила бы и нянчила и который отвечал бы ей любовью. Ребенка, которого отнял у нее по самым корыстным, себялюбивым причинам человек, лишенный сочувствия и человечности. Человек, у которого нет сердца.

Она дрожала — от ярости, а не от страха — и, замерев, усилием воли окутала себя пеленой спокойствия. Ей потребуется собранность, чтобы довести этот спектакль до конца; у нее нет иллюзий относительно того, какая участь ждет ее после того, как главного инспектора найдут у нее в доме мертвым.

Но она встретит смерть хладнокровно, уничтожив чудовище, которое убило ее дитя.

Как он посмел, спокойно думала она, открывая дверь в коридор.

Как он посмел лишить ее жизнь всякого смысла? Когда она вернулась в спальню, кровь в ее жилах была как лед, нервы спокойны. Она сохраняла полную невозмутимость.

— Все в порядке, — безмятежно сообщила она, входя в комнату. — Вина скоро принесут, — добавила она, как если бы на самом деле только что разговаривала с кем-то из прислуги. — Не хотите ли выкурить еще трубочку? — Она улыбнулась. — Или, может быть, чаю? У меня есть печенье, которое вы любите.

— Как хочешь, детка, — пробормотал Хироаки, очарованный ее покорностью. — Пожалуй, чай будет приятнее выпить.

Айко занялась приготовлением чая; она поставила на поднос печенье, улыбаясь Хироаки и рассказывая о том, чем занималась днем; ее спокойный голос убаюкивал его, и он погрузился в приятную дрему. Прежде чем достать склянку, она оглянулась через плечо, но его глаза были полузакрыты, из трубки у него в руке вился дымок. И она вернулась к своему монологу, описывая, как вчера к вечеру ходила погулять в императорский сад — одна капля, кого встретила там и с кем поболтала — две капли, запорошенные снегом сосны, извилистые тропинки — третья капля, чтобы уж наверняка, в каком состоянии там пруд, который наполовину замерз, а лебедей перевели в их зимние домики…

Добавив щепоть жасминовых лепестков, чтобы придать чаю аромат, она повернулась с подносом в руках и поставила его на маленький столик перед Хироаки.

— Испробуйте печенье, господин. Кухарка все готовила специально для вас. — И она протянула ему красивое лаковое блюдо.