Неживой - [3]
Его пытались лечить лучшие лекари, бродяжные колдуны и школяры от научных академий, но всём быстро становилось понятно — век Вацлава Триединого идет к концу, и скоро он отправится в новую жизнь. Горан уже не держал на них злобы, не хранил в сердце надежду на хоть какой-то малюсенький успех, и не пытался предпринять хоть что-то. Просто ждал развязки.
До последних недель он не хотел принимать трон. Он хоть и любил власть… то самое чувство, когда люди боятся его и делают, что он велит, но считал сам трон и княжение скорее бременем и помехой. Тем, что обязательно заберёт его жизнь, силы и лучшие годы. Как в случае с его отцом. Чем больше отец напоминал уродливую марионетку, чем больше он дрожал и пускал слюни, смотря в никуда безумными, округлёнными глазами, тем сильнее Горан отдалялся от него и дальше уезжал от замка и своего предназначения. Проводил время в охоте и рыбалке, у девок, на гуляньях, в своих именьях, и в замке у деда в Валашке.
Он даже подумывал продолжить своё обучение, совсем покинуть княжество, найти какую-нибудь заумную академию или пустится в дальние страны, мир посмотреть.
Но вдруг старый пёс Мракой выскочил как чёртик из табакерки, чуть ли не отмутузил молодого княжича и силой притащил в Старший Оплот. Совет бояр, который уже давно правил княжеством вместо отца, надумал выбрать нового князя. И по их мнению Горан для этого был негоден. Эти алчные жиды хотели забрать всё, что построил отец, разорвать на части и пожрать, словно голодные свиньи.
Горану стало страшно от того, что у них может получиться и страшно, что ему не удастся с ними договориться или совладать. Дни напролёт он сидел в этом полутёмном и пыльном зале, надеясь, что хоть на мгновенье отец придёт в себя и скажет ему, что и как сделать.
Но отец молчал. Лишь изредка шептал или выкрикивал что-то нечленораздельное. Это был уже не тот человек, что потратил жизнь на объединение Поморска, Валашки и Донцка. Не тот человек, благодаря которому знамя Тридании развивается над спокойной бухтой Балова моря. Не тот, человек благодаря которому местная чернь перестала голодать, начала жрать досыта и уже порядочно обросла жирком. Того человека стали забывать.
Это показалось Горану очень не справедливым. Великий человек не должен закончить свою жизнь вот так. О великом человеке должны помнить. В памяти рода он должен жить вечно.
Когда к Горану пришли, он был уже готов. Бояре не стали ничего удумывать, нанимать бродячих душегубов или травить его, плести интриги или что-то в этом духе. Просто взяли оружие и пошли к нему в покои.
Там же, в его покоях, их всех и перебили. Всё залили их кровью. Мракой постарался, чтобы простые люди и дружинники знали у кого самая щедрая и кормящая рука. Мракой нашёл толкового воеводу, доживавшего свой век после почти двадцатилетней службы в армии. Вместе они набрали костяк новой и верной дружины, дружины, которая явилась когда нужно и не проиграла.
Когда всё кончилось, воевода стоял понурив голову и мямлил извинения за испорченный кровью пол, как провинившееся дитя прятал за спину топор, пытаясь тайком протереть его об штанину. Горан рассмеялся, обнял его как родного, и велел залить полы лаком в три слоя, как есть.
Вышло даже симпатично, пускай и неоднородно. И теперь Горан, вставая по утрам, привыкал к тому, на чём ему предстоит стоять и на что он будет смотреть все годы своего княжения, хочет он того или нет.
Семьи бояр он не пощадил. Вывезли их в поле подальше ночью на телегах, задушили всех, да в могилки неглубокие зарыли. Нельзя было оставлять обиженных и недовольных. Да и слух пошёл, что с ним шутковать не стоит.
А как улеглось всё, устроил гулянья, раздавал мёд, вино и хлеб. Народ гулял с неохотой, но понял, что Горан их трогать не будет, и они дальше заживут мирно и без потрясений. Пускай худое, но начало.
В память об отце и его деяньях, когда-нибудь он совершит что-то великое и значимое. И будет вечно жить в памяти рода и в историях как Горан, сын Вацлава. Того самого, что объединил Триданию.
Князь сидел в раздумьях и смотрел на фреску. На мутно-белом фоне, изображающим снег, стояли босые угловатые люди, истыканные стрелами, избитые, истекающие кровью из пробитых доспехов и ран на лицах и головах. Они были без оружия, пытались согреться и шли вперёд. Их осталось мало. На них напали враги, разорили их дома и погнали прочь, зимой, по холоду. Но они дошли. Дошли до того места, где теперь была Валашка. Они выжили. Отстроились заново. И спустя две зимы вернулись ночью с топорами и факелами и отомстили. Предки Горана обид не прощали. Это были сильные люди.
Одна из его охранниц села на постели, натянула на голое тело дорогую рубаху, встала, и едва слышно ступая босыми ступнями, молча покинула его. Горан проводил взглядом её невысокую, утончённую, но крепкую и плечистую фигурку. Двенадцать женщин-ташурдан были ценнейшим из его приобретений. В первые дни княжения он увидел их на борту одного из восточных кораблей, у какого-то… то ли богатого купца, то ли принца, и поднялся на борт посмотреть ближе. Пронзительный взгляд подведённых чёрной тушью глаз из под блестящего золотом шлема, полностью закрытое доспехами тело и небывалая внутренняя сила, исходившая от них, породили в нём бурю страсти, с которой он просто не смог совладать.
