Нежелательные элементы - [14]

Он открыл дверь и протянул руку к выключателю. Но, еще не включив свет, инстинктивно почувствовал, что комнате кто-то есть.

Он весь напрягся и, заняв оборонительную позицию, шагнул назад, к двери. И облегченно вздохнул, увидев, что это всего-навсего Триш. Она лежала на его узкой кровати, устремив на него взгляд своих чуть прищуренных от яркого света глаз. Ее темно-каштановые с рыжим отливом волосы разметались по подушке, но поза была напряженной. Она лежала одетая: даже не потрудилась снять свой серо-зеленый плащ.

— Ну и ну, — протянул он и попытался улыбнуться. — Привет.

Он снял пальто и аккуратно повесил его на крючок за дверью. Предчувствие надвигающейся на него беды не оставляло его. Ему требовалось время, чтобы немного прийти в себя.

— Вот это сюрприз, — добавил он с наигранной веселостью.

Девушка молча смотрела на него.

— Как ты сюда проникла? — спросил он.

— Миссис Мак дала мне запасной ключ.

— О, боже мой! — Вот это ему уже не понравилось. — Не надо бы тебе попадаться ей на глаза.

Его хозяйка и так проявляла излишнее любопытство к ночным похождениям своих постояльцев, а теперь все ее подозрения на его счет получили полное подтверждение.

— Не могла же я ждать тебя под дождем, — холодно отвечала Триш. — Так я ей и сказала.

Можно не сомневаться. Равно как и в том, что она, пожалуй, единственная, у кого достало воли и уверенности вообще обратиться к старой женщине за ключом. Странная все-таки девушка, и эта копна медно-рыжих волос и глаза, которые могут стать чужими и холодными, как у кошки, а то вдруг расширятся, станут нежными. Много странного в ней. В любви она готова порой спалить все вокруг, дикая и необузданная, а то найдет на нее стих, н ты чувствуешь, что глубоко ей безразличен.

— Ну что ж, я все равно рад тебе, — несколько неуклюже попытался он сгладить свою промашку.

Он наклонился поцеловать ее, но ее губы ему не ответили. Ну, стало быть, веселенький предстоит вечерок. Прочь руки, сегодня вечером она преданный искусству художник, который смотрит на жизнь и на любовь одинаково отрешенно. Секс лишь отдушина; она может прибегнуть к этому утешению, а может и не прибегать. А пока что руки прочь.

Хорошо, но чего же она тогда пришла? В приливе внезапного раздражения он попытался силой заставить ее разжать губы, но она только крепче сжала их и отвернулась к стене.

— Что с тобой? — поинтересовался он и, не получив ответа, отошел от кровати, сел за письменный стол, включил настольную лампу.

Он заметил, что дышит, быть может, чуть учащенно. Тем не менее он взял со стоявшего рядом стула тяжеленный учебник «Общий курс медицины», сдвинул в сторону конспекты, чтоб они лежали под правой рукой. Он будет весь вечер работать. Он не может тратить время на пустую болтовню о жизни и искусстве с этой ледяной особой.

Она всего лишь Патриция Коултер, и только. Ее старик держит аптеку. Год назад она была для него самой что ни на есть обычной Пат, как любая другая Патриция на свете. Он познакомился с ней в кафе «Поросенок и свисток» за кружкой пива. Она рассказала, что учится на втором курсе факультета искусств, а за год до того, как поступить в университет, путешествовала по Франции и Испании. Она ему понравилась. Необыкновенного цвета волосы, удлиненное лицо, скорее интригующее, чем хорошенькое, изящное, подвижное тело. Прямолинейность ее суждений, когда речь заходила о политике, привела его в ужас и одновременно показалась удивительно подкупающей, тем более что собственные взгляды претерпевали у него постоянные изменения. Он строил из себя по уши занятого наукой студента-медика, который выше таких тривиальностей, как политика. Она приперла его к стене, раскритиковав политиков-националистов, которым его отец помог прийти к власти четыре года назад, и ему ничего не оставалось, как защищать их. Наконец и он стал задаваться вопросами, на которые она, сама того не подозревая, давала исчерпывающие ответы или же побуждала его подвергать сомнению то, что слишком легко приходило на ум.

Впрочем, в равной степени безжалостной она была и к себе. В ее возрасте — а ей было двадцать два — она могла бы пожертвовать независимостью духа или хотя бы сохранять ее в разумных пределах во имя создания дома и семейного очага. Она же не хотела идти на компромисс. Более того, с презрением относилась ко всему постоянному и прочному.

Первым доказательством того, что ей все надоело, было новое имя, которое она вдруг себе присвоила. Сначала это показалось ему даже милым. Значит, она, как и он, хочет порвать все узы с прошлым. Ему нравилось поддразнивать ее и называть Триш.

Но то, что происходило сейчас, ему совсем не нравилось.

— Да что с тобой? — спросил он снова.

Она свесила с кровати стройные ноги, но, увидев, что он смотрит, с нарочитой скромностью прикрыла их полой плаща. Это еще больше обозлило его: что, уж и посмотреть нельзя! А не сказать ли ей напрямик: пусть убирается, ему ведь еще надо заниматься.

— Я беременна, — заявила она вдруг, без всякой подготовки.

У него было такое ощущение, точно он вошел в хорошо знакомую комнату, ну, например, в эту — вошел в абсолютной темноте, но зная, где стоит каждая вещь… и вдруг бац — наткнулся на стену, которой здесь никогда не было.