Нежданная любовь - [41]

— Думаю, мне известно о его репутации побольше вашего.

— Этот парень закопченный повеса! Никакая женщина не может быть в безопасности, находясь в его обществе!

Венеция рассмеялась:

— Как страшно! Пожалуйста, Освальд, перестаньте болтать чушь. Вы сами не понимаете, как нелепо это звучит.

— Это не чушь, а правда! — упорствовал он.

— Деймрел и вправду повеса, но, уверяю вас, незачем беспокоиться о моей безопасности. Надеюсь, вы действовали из добрых побуждений, но буду очень вам признательна, если вы прекратите этот разговор.

Освальд свирепо уставился на нее.

— Вы околдованы! — воскликнул он. На ее губах мелькнула странная улыбка.

— В самом деле? Не имеет значения! В конце концов, это касается только меня. А сейчас я должна отнести котят на кухню и посмотреть, что можно для них сделать.

Освальд решительно преградил ей дорогу.

— Вы, Венеция, выслушаете меня! — заявил он. — И не надейтесь от меня ускользнуть, у вас ничего не выйдет!

Вздохнув, Венеция села на скамейку Обри, положила руки на колени и покорно произнесла:

— Хорошо, говорите, если без этого никак нельзя.

Фраза прозвучала не слишком ободряюще, но Освальд хотел сказать так много и столько раз репетировал свои монологи, что она его ничуть не обескуражила. Слегка запинаясь, он приступил к речи, которая началась в духе советов многоопытного человека невинной и доверчивой девушке, но вскоре перешла в обличения Деймрела и страстные признания в любви. Монолог оказался продолжительным, но Венеция не делала попыток его остановить. Она больше не смеялась, понимая, что ее юный поклонник довел себя до рискованного состояния и уверился в своей любви куда сильнее, чем ей казалось. По отдельным его фразам Венеция догадалась, что молодой человек считал, будто она ответила бы на его чувства, не распространи Деймрел на нее свои чары, и, хотя никогда Освальда не поощряла, все же сердилась на себя за непонимание, что романтичный юноша со склонностью к драматизации вполне способен принять дружеское отношение за нечто большее. Венеция позволила Освальду выговориться, не прерывая его, так как чувствовала, что ему лучше выплеснуть скопившиеся в душе эмоции и даже слегка устыдиться самого себя. Однако когда он дошел до просьбы выйти за него замуж и фантастических планов свадебного путешествия по отдаленным уголкам земного шара, которое должно занять, как минимум, три года, Венеция решила, что пришло время вмешаться и применить сильно действующее средство, дабы он разлюбил ее так же внезапно, как полюбил.

Как только Освальд сделал паузу, внимательно изучая лицо Венеции, дабы определить, какой эффект вызвало его красноречие, она поднялась и, подобрав корзину, сказала:

— Теперь, Освальд, если вы закончили болтать чепуху, послушайте меня, а потом отправляйтесь домой. Вы вели себя дерзко, но я не собираюсь упрекать вас за это, зная, что вы обманывали себя, думая, будто я согласилась бы выйти за вас, не появись Деймрел в Прайори. Как вы могли думать, что я в состоянии питать нежные чувства к мальчику немногим старше Обри? Это выше моего понимания! Прошу, постарайтесь быть более разумным и излечиться от нелепых мечтаний. Только подумайте, что бы произошло, если бы я, к примеру, оказалась так же глупа, как вы, и согласилась стать вашей женой? Вы всерьез полагаете, будто сэр Джон и леди Денни не противодействовали бы этому смехотворному браку?

— Что бы они ни сказали, это не отвратило бы меня от моей цели! — заявил Освальд.

— Вот как? Тогда нам, очевидно, пришлось бы бежать к шотландской границе, так как вы не достигли совершеннолетия, и жениться через наковальню! На такой свадьбе я произведу впечатление! А что дальше? Отправиться в ваше чудесное путешествие, которое кажется мне абсолютно неудобоваримым, тем более что очень скоро мы оказались бы без перьев для подобного полета? Или вы полагаете, будто сэр Джон любезно предоставит вам солидное состояние? — Венеция не могла не улыбнуться при виде внезапной перемены выражения его лица. Теперь оно было ошеломленным и хмурым, как у обиженного школьника, и указывало, что он уже излечился от любви более чем наполовину. — Вы сами видите, насколько это глупо. Так давайте не будем больше говорить об этом. Когда вы достигнете моего возраста, то по-настоящему влюбитесь в девушку, которая сейчас вышивает в классной комнате, а если вспомните обо мне, в чем я сомневаюсь, то удивитесь, как могли свалять такого дурака! А сейчас отправляйтесь домой и, пожалуйста, больше не волочитесь за мной!

К этому времени Освальд ненавидел ее почти так же сильно, как обожал, но, не будучи склонным и в спокойном состоянии трезво оценивать свои чувства, он тем более не был способен сделать это теперь. Охваченный гневом, обидой и разочарованием, в которые его повергли холодные насмешки Венеции, он сознавал лишь то, что она обошлась с ним как с мальчишкой.

— По-вашему, я слишком молод, чтобы любить, не так ли? — заговорил он дрожащим от ярости голосом. — Ну так вы не правы!

Прежде чем она поняла его намерения, он схватил ее и, не выказывая особого опыта, заключил в объятия.

Венеция, тревожившаяся не столько за себя, сколько за несчастных котят, которые едва не вылетели из корзины во время этого внезапного нападения, громко вскрикнула: