Незавидный холостяк - [74]

Что?

Я оборачиваюсь — и ловлю взгляд Кирилла. Он смотрит на меня в упор, а пальцы, словно по собственной воле, поглаживают кружево, передвигаются выше, поддевают край резинки и… ныряют внутрь.

— Кир… — шепчу я нервно. — Кир…

— Тшшшш… — говорит он, не отводя взгляда, пока его пальцы пробираются все глубже. — Нас никто не увидит. Не бойся.

Кричу

Кирилл убирает пальцы, но я не успеваю понять, рада ли я этому, как он разворачивает меня к себе и говорит:

— Держись за плечи.

Мне приходится встать на цыпочки, чтобы обвить его шею руками, и он пользуется моментом, чтобы снова задрать мой сарафан и опять нырнуть в кружевной плен — проторенным маршрутом. Пальцы движутся уверенно, касаются влажного, чувствительного местечка — и я покачиваюсь, ловя приоткрытыми губами воздух. Взгляд Кирилла удерживает меня натянутой струной.

В его глазах — требование.

Жар.

Восхищение?..

Его пальцы там, внизу, они раздвигают лепестки плоти, скользят между больших губ — средний мимоходом касается напряженного узелка, и я тихо ахаю, повисая у Кирилла на шее. Но он движется дальше — туда, где совсем мокро и гладко, где все пульсирует и сжимается.

Его пальцы. Внутри. Меня.

Не получается поймать сорванное дыхание, в ушах барабанит пульс, а он шепчет:

— Сожми меня. Сильнее.

Мне не приходится делать усилие — от захватывающих дух слов, низ живота скручивает горячей судорогой, и Кир медленно выдыхает, наклоняясь ко мне и потираясь щетиной о висок.

Шепчет:

— Какая ты тесная и горячая… И я чувствую твой запах…

Что-то остро екает в груди — то ли от его слов, то ли от того, что он погружает пальцы еще глубже, до упора — а у него очень длинные пальцы… Они целиком внутри, я чувствую их, чувствую, как он сгибает их, и они трутся обо что-то очень чувствительное.

Не вынимая их, Кир берет мою руку и кладет на свой пах.

Моя ладонь накрывает упругий и горячий член под шершавой тканью летних брюк, и он становится железно твердым под моими прикосновениями.

— Как же я в тебя помещусь, такую узкую, — говорит Кир мне на ухо и каждое его слово сочится таким желанием, что у меня подгибаются колени.

— А ты собираешься… — я сглатываю. — Собираешься поместиться?..

— А как же…

— Я… — сглатываю еще раз, теряя все слова, не зная, что сказать на это.

— Угу, Варвара, — в тоне слышится отголосок улыбки, но частое судорожное дыхание не дает заподозрить, что для него это несерьезно.

Одной рукой он расстегивает пуговицу на штанах, тянет их чуть-чуть вниз, выпуская член на свободу, и я сама обнимаю рукой горячую плоть.

Выдыхаю со стоном физическое наслаждение от прикосновения к горячей гладкой коже, от пружинящей твердости под пальцами. Провожу рукой сверху вниз, сжимаю крепче, закусывая губу.

Его пальцы чуть двигаются наружу, потом внутрь, а большой обводит по кругу завязь клитора. У меня снова захватывает дух, и что-то горячее и сладкое внутри начинает закипать, как густое варенье. Я стараюсь не стонать, чтобы нас не услышали, я стараюсь не слишком сильно стискивать горячий член в руке. Но следить за собой, когда внутри снуют пальцы, снаружи грубоватая подушечка теребит чувствительный бугорок, а колючая щетина трется о мой висок и в ухо льется хриплое частое дыхание — нереально.

Невозможно. Немыслимо.

И когда Кир делает пальцами что-то странное, отзывающееся горячей волной, сладким замиранием, а потом что-то еще… и еще — я выгибаюсь и не могу уже сдержать стон.

Я чувствую, как внутри меня все заполняет влага, и пальцы замирают.

— Ты же хочешь еще? — шепчет он, отклоняясь и ловя мой взгляд.

Кусаю губы, приподнимаюсь на цыпочки, сама нанизываясь на его руку.

Молчу.

— Скажи мне, что хочешь, — низким хриплым голосом требует он. — Или я сейчас оставлю тебя как есть, и уйду в свою комнату дрочить на порнуху.

Вопреки его словам, большой палец продолжает тереть мой клитор, не оставляя мне никаких иных вариантов, кроме как выдохнуть сквозь густой туман в голове одно слово:

— Хочу…

— Хорошая девочка, — с удовлетворением говорит Кир и… вынимает пальцы.

Зато подхватывает меня ладонями под бедра, относя совсем недалеко — на диван в гостиной. Мы всего метрах в двух от развинутых дверей балкона, и легкому ветерку ничего не мешает врываться внутрь и оглаживать прохладой разгоряченную кожу.

Кирилл рассматривает меня, лежащую под ним, закинув руки за голову, голодным и восторженным взглядом, как новую игрушку. Модельку «феррари». В его глазах искрится желание, на которое хочется ответить всей собой.

Он медленно спускает с плеча бретельку сарафана и наклоняется, чтобы потереться о нежную кожу возле ключиц своей щетиной. Тянет вниз вторую бретельку, обнаруживая под верхом сарафана розовое кружевное белье — и хмыкает.

Так и жду, что он снова промурлычет свою «хорошую девочку», но — увы, на этот раз мне не достается этого лакомства. Зато он легко и ловко справляется с застежкой бюстгальтера и осторожными движениями освобождает мою грудь, скатывая сарафан до пояса.

Соски твердеют до боли под его взглядом, а уж когда рыжая щетина проходится по ним медленно и шершаво, меня чуть не вытряхивает из собственной кожи, до того это остро. И ткань рубашки, раздражающая их, когда Кир тянется, чтобы коснуться губами ключиц, виска, прикусить мочку уха, тоже трется до зуда, до легкой боли. Так что, когда он накрывает ноющий сосок горячим ртом, я вцепляюсь в его волосы пальцами и что-то бессвязно шепчу, закрыв глаза, чтобы ничего не отвлекало от этой будоражащей ласки.