Незавершенная Литургия - [74]

– Батюшка! – крикнул из храма Александр. – Вам нужна помощь? У вас все в порядке?!

– Берите Сашу и все уходите из церкви! – откликнулся отец Василий. – Я выйду минут через пять.

Батюшка поднялся и, добравшись до подоконника, положил там Евангелие, кресты и антиминс.

– Сашенька, – обратился он к опешившему мальчишке, – выходи на улицу и жди меня там.

Фомин уже стоял в проеме дьяконской двери. Александр протянул сыну его сапоги и помог ему спуститься по расшатавшимся ступеням.

– А вы?! – вновь приступил Фомин к двери алтаря. – Я обещал обеспечить вашу безопасность и не могу вас здесь бросить.

– Нет, прошу вас, выходите. Со мною ничего не случится! Но у нас мало времени, а я должен еще потребить Дары.

– Правда? Все будет в порядке? – спросил Александр, обернувшись на клирос, где все это время стоял Ангел-Хранитель.

Отцу Василию не было видно, что ответил ему Ангел, но только Фомин послушно спустился и направился к выходу. Только когда всплески шагов скрылись за дверью, батюшка возгласил: «Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!»

«Благодарю Тя, Господи Боже мой, яко не отринул мя еси грешнаго…» – зазвучал чистый голос с клироса. Время пошло.

Заткнув за подбородок илитон, отец Василий взял в руки Чашу и лжицей стал зачерпывать и поглощать содержимое потира. То, что с обстоятельностью и неспешностью он обычно делал минут за пять, сейчас он сделал за минуту. Озираясь одними глазами по сторонам, он видел, как чернеет иконная олифа, как истлевают ткани полотенец и завес, как рассыпаются оконные рамы. С ужасом и оторопью он вмиг разоблачился. Не успев снять епитрахиль, он увидел, как только что снятая им фелонь выцвела, распалась и сдута сквозняком с источенного шашелем стола. Не дождавшись, пока он разуется, разошлись и спали с ног остатки сапог. Единственное, что не теряло своего блеска и красоты, был Евхаристический набор Святых Сосудов, которые теперь даже неуместно смотрелись на покосившемся жертвеннике среди тлена посеревших риз. Не раздумывая долго, батюшка положил их в свою раскрытую сумку вместе со своими требными принадлежностями. Туда же бережно он сложил антиминс, отряхнув с него лохмотья илитона. Еще он попытался спасти Евангелие, но только он тронул книгу, как массивная крышка переломилась, как будто вафельная, а потемневший оклад ее порвался с легкостью алюминиевой фольги. Он вынужден был оставить все и как можно быстрее покинуть церковные стены. Так, как сейчас он слушал слова благодарственных молитв, он их не слушал никогда. А тем временам Ангел читал уже заключительные строки, обращенные к Богородице: «…и сподоби мя, до последнего моего издыхания, неосужденно приимати Пречистых Тайн освящение…» Батюшка прыгнул в свои сапоги и на ходу, шлепая по воде, направился к выходу, крестясь и шепча: «Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй!» Ангел, казалось, ничуть не обращал на него внимания. Светлый лик его был обращен на переливающуюся радужными всполохами сферу в руках, в которую он смотрел как в книгу. Молитвы слетали с его уст легко, как дыхание. Уже достигнув дверей, отец Василий нерешительно поклонился Хранителю. Тот по последней молитве поклонился священнику, распростершись ниц в земном поклоне. Затем поднялся и продолжил:

«Ныне отпущаеши раба Твоего, по глаголу Твоему с миром…»

Батюшке помогли выйти. Фомин сразу же забрал у него сумку и нахлобучил ему каску.

– Все нормально? Что это все было? Как это все понимать? – засыпали его богомольцы нелепыми вопросами.

– Тсс-с! – приложил к губам палец отец Василий.

Все замерли. Даже отсюда, с улицы, сквозь черные провалы окон доносилось до них ангельское чтение. Хранитель читал «Отче наш».

– Идемте, батюшка, – прикрывая собой, Александр вел его вдоль стены с выкрашивающимся кирпичом. Батюшка шепотом повторял слова молитвы: «…и остави нам долги наша, яко же и мы…» Уже ступив в лодку, он все еще оглядывался на величественную церковь, из черных глазниц которой доносились высокие ноты ангельского голоса: «…но избави нас от лука-ваго-о-о». В наступившей паузе отец Василий громко и даже надрывно возгласил, с тем расчетом, чтобы его было слышно в храме: «Яко Твое есть Царство… и сила и слава… Отца и Сына… и Святаго Духа… ныне и присно… и во веки векооо-ов!!!» Ответом ему было протяжное: «Амиииинь».

Но звук ангельского голоса утонул в страшном грохоте. Купол храма вдруг дрогнул, просел и обрушился внутрь. Отец Василий присел, обхватив голову руками. Наташа вскрикнула. «Света!!!» – перехватило дыхание у Саши.

– Батюшка, уходим! – сквозь грохот прокричал Александр и резко оттолкнулся шестом.

Открыв глаза, священник увидел, как вслед за обрушением свода стали падать внутрь стены, обрывая железные стяжки. Словно от взрыва над местом, где только что они молились, поднялась туча пыли. Осколки кирпича забарабанили по лодке, забулькали рядом в воду, несколько осколков щелкнули и по его каске. Лодка двигалась быстро, и вскоре заключительный акт этой драмы скрылся за зеленым занавесом листвы. Они выплыли на солнце. Александр бросил шест, и мотор взревел. Последний раз оглянувшись на остров, они увидели, что вместо привычного силуэта храма там, над зарослями, клубилось облако кирпичной пыли.