Незавершенная Литургия - [3]
– Это взрывчатку закладывали, – пояснил проводник. – Перед затоплением решено было церкву взорвать, но что-то у них не вышло. Динамит весь повыняли, а провода, вон видишь, остались.
Молодой ковырнул пальцем тянущуюся вдоль стены проводку. Ветхая изоляция, словно пыль, легко осыпалась, обнажив медную позеленевшую проволоку.
– Да! Тут и впрямь как крепость – не приступишься.
– Дверь на кованом внутреннем замке. Решетки кругом. Туда как-то через колокольню пытались попадать, но там еще одна дверь, коваными листами, как броней, проклепана. Мне пацаны давеча трепанули, что там, на дверях, бомба висит налажена, провода к ней протянуты…
– Ты же говорил, динамит весь увезли…
– Само собой, кто ж его бросит. Опасно, надо думать! Но дело в спешке делали. Поди знай, может, и осталось чего…
– ?!!
– Да ладно ты, не дрейфь. Если было бы чё – давно бы рвануло… Да и верить этим брехунам пустое дело. Вон второго дня трепали, что видели вон в той башне золотой автомат.
Они вышли к западному входу в храм и остановились на квадратном крыльце у главных ворот. Ступени с него уходили под воду. Напротив, в воде стояли руины арки святых ворот с чудом уцелевшей, но погнутой вратницей ажурной ковки. Чуть поодаль виднелись две башенки кладбищенской ограды. Кровля на них давно провалилась, и их облюбовали птицы. Небольшая площадка перед храмом, видно, некогда была замощена камнем и потому не заросла травой. Стоя у входа, молодой человек прищурился и, придерживая очки, огляделся. Его внимание привлек черный предмет в развилке березы.
– Глянь-ка, дед, что там такое?
Старик пожал плечами, но послушно зашел в воду и направился к первой находке, хрустя ветками и осыпая остатки листвы. Парень двинулся за ним, лавируя промеж густых зарослей и могильных ограждений. Когда они достигли цели, то предмет, привлекший их внимание, оказался механизмом с рукояткой, к которому тянулись провода.
– Вот это да! Дед, да это ведь «адская машинка». Крутани ручку – и все здесь взлетит на воздух!
– Давай-ко, братец, провода повырвем с нее. Поди знай, может, и впрямь долбанет. Ну ее к лешому! Как эта беда здесь нарисовалась?.. Может, пацаны повесили? Я тут ее даве не видал…
– Так, дед, ты провода не трогай, а пойди скажи братве, пусть вернутся в лодку. А я крутану ручку, если там, на двери, толовая шашка, то не надо тут полдня возиться. Дверь вылетит как пробка из шампанского!
– Спятил ты, паря! А как, если все завалит, к чертовой бабушке? Стены-то на честном слове держатся.
– Иди, дед, иди. Свистните мне, когда будете в лодке.
– Ну, шальной ты… – буркнул проводник, но поплелся в сторону лодки, оглядываясь и качая головой.
Очкарик бережно снял крепко засевшую в березовой рогатке тяжелую железку, присел за широкий ствол дерева. Спустя несколько минут он услышал свист, оглянулся на церковь и резко крутанул ручку. Сначала она сопротивлялась, а затем послушно провернулась, издав характерное жужжание. Парень зажмурился и вжался в ствол. В мертвой тишине лишь прокричала ворона, а затем вместо ожидаемого взрыва раздался грохот железной крыши.
– Ну вот, – огорченно усмехнулся молодой, крутанул еще пару раз, выглянул из-за березы и разочарованно водворил механизм на место.
Когда он подходил, все послушно сидели в лодке.
– Фейерверка не будет, – засмеялся он. – Работаем по плану. А знаете, вы похожи на Мазая и зайцев.
– Вечно ты со своими приколами. – Здоровяк вышел из лодки и взялся за огромные гидравлические ножницы. – Мы тут, пока ты эксперименты ставишь, уже полдела сделали.
Окно зимнего храма, возле которого стоял очкарик, уже лишилось рамы, и в нескольких местах кованая решетка была изуродована, буквально разорвана домкратами. Здоровяк подошел к окну, пристроил свои кусачки, и ржавый металл стал послушно распадаться под беспощадным инструментом. Спортсмен сооружал из досок сходни. Маленький мужичок на плоту устанавливал крепеж, что-то вроде стеллажей. Дед молча курил, наблюдая за суетой у окна. Очкарик в соседнее окно вглядывался в темноту храма. Наконец, когда последняя связка металла поддалась, здоровяк царственным жестом опрокинул решетку. Она послушно упала на желтые листья. Дощатые сходни легли к провалу окна. Здоровяк пнул внутреннюю раму, и она сразу рассыпалась.
– Милости прошу!
– Спец! Хвалю, – похлопал его по плечу молодой и вошел внутрь.
За ним последовали все. Последним зашел седой проводник.
Пока глаза привыкали к сумраку, можно было видеть лишь тусклый блеск иконных окладов и вздувшиеся полы, густо посыпанные обрушившейся потолочной штукатуркой. Но затем убранство храма предстало во всем своем великолепии.
– Ни хрена себе!!!
– Да это же пещера Али-Бабы!
– Гляньте, здесь все нетронуто…
– Как в старину. Я помню эти вырезные золотые ворота…
– Братва! Мы у цели… – гулко звучали голоса. Словно экскурсовод в музее, молодой, поблескивая стеклами очков, начал объяснять:
– Слева и справа два зимних алтаря. Внутри может быть утварь – дарохранительницы, потиры, евангелия. Иконостасные образа вынимаются изнутри. Оклады снимать будем дома, даже если икона сожрана жуком или сгнила. Берем все, что блестит. Обратите внимание на кру́жки для пожертвований, там могут быть монеты. Старые книги тоже представляют интерес, особенно в кожаном переплете. Действуем аккуратно, без спешки…
Место действия — небольшой отель в Швейцарских Альпах, главная героиня — писательница Эдит Хоуп, публикующая любовные романы под псевдонимом Ванесса Уайльд. На тихом курорте ей хотелось бы не только поработать над очередной книгой, но и обрести душевное спокойствие. Однако новый и оригинальный «роман» неожиданно начинает «сочиняться» самой жизнью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дилогия «Долгота дней» состоит из двух частей. Одна — собственно романное тело. Вторая — новеллы, автором которых является один из персонажей романа. Романное тело представляет собой сказку о войне. Собрание новелл, напротив, выдержано в духе реализма.Рафеенко с легкостью соединяет казалось бы несоединимое, использует дерзкие риторические приемы, щедро разбрасывает по тексту аллюзии, цитаты и перефразировки. Все его бесшабашные чудеса не просто так, а с намерением, с идейной подоплекой, за ними кроется четкая система представлений об устройстве мира и отношении к нему.
1967 год. Оделль Бастьен поступает на работу в Скелтоновский институт, и одновременно начинается ее роман с Лори Скоттом.1936 год. Олив, дочь арт-дилера Гарольда Шлосса, тайком пишет картины. В Малаге, куда ее семья приехала из Англии, она встречает художника Исаака Роблеса – это ее первый роман.Сестра Исаака, Тереза, искренне желая помочь Олив поверить в свой талант, решает выдать ее работы за картины своего брата, а Гарольд Шлосс берется их продать. Так в одночасье к Исааку приходит слава.Спустя 30 лет его картины пользуются популярностью и стоят бешеных денег.
Книга Николая Крыщука состоит из двух разделов. Первый занимает повесть «Пойди туда – не знаю куда» – повесть о первой любви. Любовь, первый укол которой, страшно сказать, герои почувствовали в детстве, продолжается долгие годы. Здесь речь идет, скорее, о приключениях чувств, чем о злой роли обстоятельств. Во втором разделе собранны эссе и воспоминания. Эссе о Николае Пунине и Лидии Гинзбург, воспоминания о литературной жизни 70-х годов и первого десятилетия века нынешнего. Читатель познакомится с литературным бытом эпохи и ее персонажами: от Александра Володина, Сергея Довлатова, Виктора Конецкого до литературных функционеров издательства «Детская литература», ленинградского Союза писателей, журналов «Нева» и «Аврора», о возрождении и кончине в начале 90-х журнала «Ленинград», главным редактором которого был автор книги.
В сборник вошли новые произведения чешских и словацких писателей М. Рафая, Я. Бенё и К. Шторкана, в поле зрения которых — тема труда, проблемы современной деревни, формирования характера в условиях социалистического строительства.