Незабываемые встречи - [10]

— Григория-то Николаевича! Отлично знаю, хотя ни разу и не встречался с ним. Такие люди, как Потанин, редки, их надо беречь и любить, — сказал Горький. — Двое таких сибиряков — Потанин да Ядринцев».

Мы много ходили по аллеям парка, и все говорили и говорили о Сибири, в которой писатель за два десятка лет приобрел много друзей. Жалко было друзьям отпускать Шишкова в столицу. Особенно опечалился его отъездом Григорий Николаевич Потанин. Но Вячеслав Яковлевич обещал ему так же горячо и неизменно любить Сибирь и работать для нее. Слово свое писатель сдержал и начал писать роман «Угрюм-река».

— Над «Угрюм-рекой», — говорил он, — я давно и напряженно работаю и молю судьбу, чтобы она дала мне возможность пожить хотя бы только для того, чтобы закончить эту вещь, как мне хочется, а не как-нибудь наспех.

Радостными были для меня эти часы, проведенные с Вячеславом Яковлевичем. Он все уговаривал меня писать воспоминания.

К вечеру опять собрались гости: Наталия Васильевна Толстая с сыном и дочерью, Петров-Воткин и другие. На другой день после обеда я стал собираться в город: хотелось посмотреть на Ленинград и посетить его интересные места.

Вячеслав Яковлевич рассказал мне, как пользоваться «Путеводителем», и обратил мое особенное внимание на исторические места, которые я должен был посетить.

— У меня есть знакомые в городе, хочется посетить и их…

— А кто же они? — полюбопытствовал Шишков.

— Шлиссельбуржец Морозов, Чапыгин и два ярославца.

— Но нас-то не забывайте, — попросил он.

Ежегодно, в конце мая, во время отпусков, я приезжал в Детское. Это было три раза, три замечательные весны.

Однажды я написал маленькое руководство о том, как переплетать книги самым простым способом. Вячеслав Яковлевич обещал мне помочь издать эту книжку, но это сделать ему не удалось. Обеспокоенный, он писал мне о хлопотах, связанных с книжкой, а потом сообщил:

«Письмо Ваше написано очень хорошо. Вам бы надо попробовать писать очерки, сцены с натуры, а еще лучше — воспоминания.

По страничке в день, вот, глядишь, и накопится. Я все еще работаю над фразой «Угрюм-река», чтобы фраза и весь роман звучал… Выйдет не раньше мая-июня.

Я вчера нашел в амбаре ту книгу, которую хотел Вам подарить «По северо-западу России», в двух томах с великолепными рисунками, но растрепанная. Пришлю ее — переплетете, будет хорошая книга, интересная. А Вы пришлите мне «Медвежье царство».

Поклон Вам и всем Вашим от всех наших».

Но дело с «Угрюм-рекой» подвигалось, по-видимому, тихо, писатель все еще отделывал свой роман. Через четыре месяца я получил от него приветливое послание:

«Спасибо за ласковое письмо Ваше. Простите, что не отвечал. Очень много разных дел и забот. Все вожусь с «Угрюм-рекой», полирую, сокращаю… Переставляю куски то сюда то туда, чтобы было стройно — легко читать. В печать еще не отдавали. Но скоро начнут набирать. Выйдет, я думаю, летом, в июне. Живем мы хорошо. Солнце гостит над землею дольше и больше, но морозы еще держатся. Но через месяц открою террасу.

«Медвежье царство» получил, спасибо за переплет. «Путешествие» все еще не собрался Вам послать в надежде, что летом заедете сами.

Поклон Тоне и всем Вашим. Скоро грачи прилетят. Вот время-то идет как быстро. Клавдия Михайловна и все наши кланяются Вам».

Потом получил еще письмо. Вячеслав Яковлевич поздравлял меня и мое семейство с новым, 1934 годом. Он сообщал:

«Жду не дождусь, когда же вышлю я «Угрюм-реку». Вот там есть, что почитать и что послушать…

Вся беда в том, что сам не могу получить из магазина, 20 заказанных экземпляров. В таком же положении многие мои друзья, которым не досталось из 25 экземпляров авторских.

Книга, как только появляется с фабрики, ее расхватывают, я опять заказываю, злюсь и т. д.

Стихотворение милой Тони очень умное, хорошее, но не по летам печальное. Рано ей размышлять на такие темы. В будущее надо глядеть бодро и не давать оседлать себя всякой хандрой. Впереди ее вся жизнь и жизнь ее должна хорошо сложиться потому, что она сама славная женщина. Поклон от всех нас».

В 1934 году, в Москве, на съезде писателей в перерыв между докладами я встретился с А. Н. Толстым около столов с газетами и журналами.

— А что же, Алексей Николаевич, не видать Вячеслава Яковлевича?

— Он должен быть непременно сегодня же, собирались ехать вместе, но его задержали какие-то дела.

— Алексей Николаевич, а как продвигается «Петр», — поинтересовался я, — когда вы его закончите?

— Сейчас занят другой работой — «Иваном Грозным», а как закончу его, и за «Петра» примусь.

Он хотел еще что-то сказать, как вдруг из густой толпы, словно поплавок из воды, вынырнул Вячеслав Яковлевич.

— Вот он! — громко сказал Алексей Николаевич.

Поздоровались мы с ним по старинному обычаю. И только Вячеслав Яковлевич стал рассказывать, почему задержался, как раздался звонок, и все заторопились в зал на свои места.

В последние дни работы съезда как-то вместе вышли с Вячеславом Яковлевичем на улицу. Было темно, холодно и поздно. Остановились около Дома Союзов, поговорили немного о жизни и Ленинграде и стали прощаться. Не думал я тогда, что расстаемся навсегда.