Незабудки - [23]

— Да, хорошие деревья перевелись, — с готовностью согласился Мишка.

— Для кого как. Зайди подальше, так и на восьмилитровые туеса наберешь сколько угодно.

— Правда? Мне ни разу такая береза не попадалась. Да и то сказать, от моих куч далеко не ушагаешь. Приходится околачиваться тут, — он мотнул подбородком в сторону угольных куч. — Коптишься сутками, чтобы не заплесневеть.

— По тайге ходить тоже надо умеючи, — пренебрежительно заметил лесничий. — Пойдешь не в ту сторону — и проходишь зря. А главное, глаз нужен, иное дерево само в руки просится, а ты идешь мимо и не замечаешь.

— Ясное дело. Углежогу с охотником разве тягаться? Да ни в жисть! — ответил Мишка и подмигнул напарнику. — Вот ты пойдешь и небось без восьмилитрового туеса не вернешься.

— Рассчитываю несколько штук приготовить к базару на следующей неделе.

— И почем же станешь продавать, скажем, двухлитровые?

— Чего спрашивать, раз покупать не собираешься?

— Восьмилитровые мне не требуются, да и двухлитровых в хозяйстве хватает. Но вот напарник мой совсем без посуды.

До сих пор Евсей косился на незнакомца уголком глаза. При этих словах он повернулся к нему, словно только что заметил его.

— Да и я сейчас покупать не стану, — проговорил Андраш. — Вот когда получу аванс — другое дело.

Евсей одобрительно кивнул. Ему пришлось не по нраву, что Мишка сватает покупателя, который не прочь бы разжиться его товаром по дешевке, а то и вовсе взаймы. Находился до сих пор на Мишкином попечении, ну и пусть себе сидит у Мишки на шее… Конечно, для углежога и любого таежника нет посуды лучше берестяной: не бьется — не в пример глиняной, и легкая, не то что из железа. Чайник для кипятка да берестяной туес — вот все, что нужно человеку в тайге.

О пластмассовой посуде поговаривают лишь те, кто читает газеты, но к этой новинке еще надо будет как следует присмотреться. А туес — вот он, в лесу, бери да пользуйся на здоровье. Евсей махнул рукой и, словно это не он только что похвалялся своей сметливостью, сказал:

— Туес пока еще на березе, что тут толковать попусту.

— И то правда! Посуда на березе, а тетерев на суку, — поддел его Мишка. — Эй, Андраш, мать твою торопыгу!.. Не успел еще из котелка выплеснуть? Евсей, дружище, не побрезгуй перекусить с нами картошечкой.

— Благодарствую. Только я перед тайгой стараюсь не набивать брюхо. Налегке и шагается ходко. А вот ежели чего попить горяченького, то не откажусь.

— Товарищ директор кухни, а ну подать сюда кипяточку! Или вода еще не вскипела?

— Наверное, уже наполовину выкипела.

— Брось туда смородинового листа.

— Стой! — гаркнул Евсей.

Чужак обернулся в дверях. Лоб его мрачно нахмурился, однако лицо по-прежнему сохраняло бесстрастное выражение. Он застыл.

Евсей снял свою охотничью сумку. Нарочито неспешно вытащил оттуда холщовый мешочек, развязал его.

— Вот, китайский чай. Завари!

Чужак, не двигаясь с места, ждал, что ответит ему Мишка.

— Побереги свое добро, Евсей, — сказал Мишка. — Мы таким чаем балуемся только на рождество да разве что на пасху. А по будням и смородинный лист сгодится.

Тут Мишка, конечно, загнул: каждое воскресенье он привозил для заварки щепотку настоящего чая.

— Как не сгодится! Я тоже его люблю. И для здоровья полезно: сказывают, витамин в нем… А то еще есть у меня корень шиповника, весной выкопал, как положено. — И Евсей вновь принялся рыться в своей охотничьей сумке.

— Ну ладно, — кивнул Мишка, — отведаем твоего чайку, коли ты так настаиваешь.

Андраш выждал, пока Евсей отыскал другой мешочек, и передал его Мишке. Тогда он спустился на две ступеньки, взял мешочек из Мишкиных рук и не спеша направился в дом. В дверях он обернулся и посмотрел на Евсея и его собаку. Найда лежала у ног Евсея, лишь взглядом провожая каждое движение незнакомца.

Вода и в самом деле почти вся выкипела, да и дрова прогорели. Пришлось долить котелок и подбросить в печку тонких сухих сучьев. Огонь ярко вспыхнул. Пора было снимать котелок с едой. Картошка была готова как раз в тот момент, когда появился охотник, и теперь слегка разварилась… Андраш слил воду и деревянной толкушкой размял картофель. Полил его простоквашей и аккуратно воткнул сверху три ложки. Тем временем вода в котелке вскипела. Андраш всыпал в кипяток корень шиповника и ухватил тряпкой проволочную дужку котелка. В другой руке он держал посудину с картошкой и три кружки — почти вся их немудрящая хозяйственная утварь уместилась у него в руках. Он снес все это с крыльца и поставил на бревно между Евсеем и Мишкой, затем еще раз сходил в дом за хлебом и ножом.

Евсей тем временем развернул замотанный в полотняную тряпицу хлеб и положил посредине. Тогда Мишка поднялся и сел на корточки перед бревном, уступив свое место Андрашу.

Евсей между тем нахваливал свою собаку:

— …Чтобы кусок когда стащила — такого озорства за ней сроду не водится. К примеру, режем свинью; так она к мясу нипочем не притронется. Но и чужого никого не подпустит.

— А моя — ворюга, мать ее за хвост! Поймаешь ее на воровстве, так она и не думает бежать. Уляжется на землю и смотрит на тебя: бей, мол, ежели рука поднимется! Ну, где там ударить, в бога мать!.. — Мишка взял себе ложку, дождался, когда возьмут остальные, и начал есть.