Нейтринная гонка - [150]

Перечисление заморских городов удивило Баса больше, чем он сам ожидал. Ему стало ясно, что, несмотря на все сказочное богатство, он вел бесцветную, неинтересную жизнь затворника.

— Что же тогда привело тебя в старый чопорный Бостон?

— «Вуди». Это церемония вручения премий за успехи в той сфере деятельности, которой я занимаюсь. В этом году она проводится в Бостоне. Ее спонсоры — одна местная группа. Она называется «Хабстер Дабстерс». Это такой прикол своего рода, но мне все равно нужно там присутствовать, если я хочу выступить в роли участника. Вот поэтому я и решила — старину Баса это немного встряхнет и порадует. Что, если я с ним повидаюсь и приглашу на церемонию.

— Но почему?..

Дагни самыми честными глазами посмотрела на него.

— Не буду притворяться, будто в институте ты представлял для меня интерес, Бас. Но я знала, кем ты был — юный гений, этакий вундеркинд. А когда ты изобрел протеобумагу, я… это… ну, в общем… испытала гордость за то, что когда-то хоть чуточку знала тебя. Ведь протеобумага — это своего рода революция. Она практически все опрокинула, перевернула, вызвала волну перемен во всем мире. За это я тобой восхищаюсь. Но сейчас мне хочется другого, если можно так выразиться, очертить пространство твоих мыслей и, быть может, помочь тебе немного встряхнуться.

Бас какое-то время переваривал услышанное.

— Ты на самом деле гордилась мной?

— Все равно что спросить, занимаются ли порнозвезды сексом? — усмехнулась она.

Бас покраснел, но тут же поинтересовался:

— Так когда, ты говоришь, состоится эта твоя церемония?

4 Долина кукол

Несколько лет назад бостонская площадь Кенмор-сквер превратили в воонерф. Это голландское слово, буквально означающее «жилой двор», предполагало превращение городских улиц в пешеходную зону. Некогда запутанный узел транспортных артерий под вездесущим знаком управления городского транспорта — теперь, подобно всем современным афишным тумбам и уличным указателям, это гигантский лист ламинированной протеобумаги — был превращен в приятное во всех отношениях общественное место, покрытое ковром специальной износоустойчивой травы и мхов, пересеченным во всех направлениях мощенными камнем дорожками.

Ранним вечером 12 июня термометр показывал температуру, типичную для идиллической Новой Англии, — восхитительные девяносто два градуса по Фаренгейту.

Площадь была запружена людьми — уличными торговцами, любителями пикников, завсегдатаями кафе, посетителями ночных клубов и кинотеатров. Дети радостно играли, ползая по упругим, как мармелад, скульптурам и забираясь под забавно танцующие кибернетические фонтанчики. Патрульные автономы — ползающие, прыгающие, ходячие, с самыми разными оптическими устройствами и улавливателями запаха спиртного, оснащенные распылителями обездвиживающей пены и насадками-рассекателями, выплевывавшими (и от кого только они этому научились?) жидкую банановую кожуру — бдительно охраняли мирный покой граждан, готовые в любую секунду приструнить распоясавшихся нарушителей общественного порядка. Восседая на своем компактном «СтритКэмеле» (кучи навоза были лишь малой ценой за еще один уровень безопасности), картину дополнял одинокий полицейский.

Бас и Дагни припарковали ее «гаучо-2027» — взятый напрокат электромобиль аргентинского производства — за несколько кварталов от Кенмор-сквер. До самой площади они добрались пешком, двигаясь в северном направлении через Ньюбери-стрит, и пока шли, вели разговор самого серьезного свойства.

— Изменчивость, Бас! Только изменчивость правит миром! Теперь мы все записали себя в буддисты, признавая изменение главнейшей ценностью. Нет ничего постоянного, нет никакого верховенства оригинала над копией, ничего стабильного в ту или иную минуту. Все варианты абсолютно равны. В этом и состоит суть протеобумаги. Неужели тебе непонятно? Твое изобретение подорвало значимость всех старых парадигм. Первые издания книг, подпись художника на холсте, первые негативы — все эти вещи теперь ровным счетом ничего не значат, и наше искусство призвано отражать эти перемены.

Бас попытался устоять перед натиском этих страстных, алогичных и жутковатых речей. (Он решил, что, доведенная до крайности, ее философия привела бы мир к полному изотропическому хаосу.) Однако новизна общения лицом к лицу с живым собеседником немного выбила его из колеи.

— Что-то я не совсем врубаюсь, Дагни. Протеобумага — всего лишь средство передачи и показа изображений. Содержание и значимость того, что передается таким образом, ничего не меняет, хотя бы потому, что поверхность, на которой появляется такое изображение, может в следующую минуту показывать что-то новое. Послушай меня. Допустим, я использую магазинную витрину, чтобы выставить в ней картины. Я своими руками меняю их каждые десять секунд. Это — аналог протеобумаги, правда, функционирующий крайне медленно. Неужели холст, который я решил выставить, изменится от того, что был помещен в витрину? Я так не думаю.

— Да чушь полная эта твоя аналогия! В твоем случае холсты по-прежнему остаются физическими предметами. А вот все, что содержится в протеогазете, было оцифровано и сделалось виртуальным. Когда происходит нечто подобное, неизбежно рушатся все стандарты.