Невыразимая помолвка - [4]

Затем она внезапно почувствовала слабость, это наступила болезнь. Но по-настоящему все это было ложно; это было физическое изменение.

Ее разум не был затронут. Она это знала. Независимо от того, как часто доктор Клегг поджимал губы и намекал о том, чтобы позвонить «специалисту», она не боялась. Конечно, Авис знала, что он хочет, чтобы она посетила психиатра. Слабоумный дурак все бормотал об «отступлении от реальности» и «механизмах спасения».

Но он не понимал ее снов. Она не сказала ему. Он никогда не познает богатства, полноты, чувства завершенности, которое возникает из-за контакта с другими мирами.

Теперь Авис знала это. Голоса и фигуры, которые приходили через окно, были из других миров. Будучи наивным ребенком, она пригласила их из-за своей неопытности. Теперь, сознательно вернувшись к детским мироощущениям, она снова призвала их.

Они были из других миров, миров чудес и великолепия. Сейчас они могли встречаться только на плане снов, но когда-нибудь… когда-нибудь она преодолеет это.

Они шептали ей о теле. Что-то о путешествии после «изменения». Это не выразить словами. Но она доверяла им, и в конце концов, физическое изменение имело незначительное значение по сравнению с возможностью.

Скоро она снова будет здоровой, сильной. Достаточно сильной, чтобы сказать «да». И тогда они придут к ней, когда будет полнолуние. До тех пор она могла лишь укрепить решимость, и у нее были сны.

Авис Лонг лежала на большой кровати и купалась в черноте — черноте, которая просачивалась через открытое окно. Фигуры опускались, проникая через кривые углы, вскормленные ночью; они росли, пульсировали, охватывали все.

Они кружились вокруг ее тела, но ей было все равно, и она сказала им, что ей все равно, потому что тело было малозначимым для нее, и да, она с радостью согласится на этот обмен, только бы отправиться с ними и быть рядом.

Не за краем звезд, а между ним и среди живой субстанции обитает то, что является чернотой в черноте за Югготом — это не просто символ, так как нет никаких символов для всего этого, — это реальность, и только восприятие ограничивает ch'yar ul'nyar shaggornyth…

Вам трудно будет это понять, но я понимаю. Вы не в состоянии бороться с этим, я же не буду бороться с этим, они попытаются остановить вас, но не станут останавливать меня, потому что я одна из них, да и вы будете принадлежать им, скоро это будет, да, скоро будет, очень скоро, да, очень скоро…

Марвин Мейсон не был готов к такому приему. Конечно, Авис не писала ему, и ее не было на станции, чтобы встретить его, но вероятность того, что она серьезно заболела, никогда не приходила ему в голову.

Он сразу вошел в дом, и был очень удивлен, когда доктор Клегг встретил его у двери.

Лицо старика было мрачным, а тон его вступительных слов был еще мрачнее.

Они стояли друг перед другом в библиотеке внизу; Мейсон стоял смущенный, в одежде цвета хаки, старик был профессионально резок.

— Что это, доктор? — спросил Мейсон.

— Я не знаю. Незначительная повторяющаяся лихорадка. Слабость. Я проверил все: нет туберкулеза, никаких следов инфекции с низким уровнем заражения. Ее проблемы не являются органическими.

— Вы имеете в виду, что-то не так с ее мозгом?

Доктор Клегг тяжело упал в кресло и опустил голову.

— Мейсон, я мог бы тебе много рассказать о психосоматической теории медицины, о преимуществах психиатрии, о… но это неважно. Это было бы чистое лицемерие. Я разговаривал с Авис, скорее, я пытался поговорить с ней. Она нечасто отвечает, но то, что она говорит, беспокоит меня. Ее действия беспокоят меня еще больше. Думаю, ты можешь догадаться, к чему я веду, когда скажу, что она живет жизнью восьмилетней девочки. Жизнью, которую она вела в том возрасте.

Мейсон нахмурился.

— Не говорите мне, что она снова сидит в своей комнате и смотрит в окно?

Доктор Клегг кивнул.

— Но я думал, что оно давным-давно заколочено, потому что она лунатик и…

— Она открыла его еще несколько месяцев назад. И она не была, никогда не была лунатиком.

— Что вы имеете в виду?

— Авис Лонг никогда не ходила во сне. Я помню ту ночь, когда она была найдена на краю окна, не на карнизе, потому что там нет карниза. Она сидела на краю открытого окна, наполовину высунувшись из него, малышка, перегнувшаяся через край высокого окна. Но под ней не было ни стула, ни лестницы. Она никак не могла подняться туда. Она просто была там.

Доктор Клегг отвел глаза, прежде чем продолжить.

— Не спрашивай меня, что это значит. Я не могу объяснить, да и не хочу. Я был бы вынужден говорить о вещах, о которых она говорит, — о снах и структурах, что приходят к ней, структурах, которые хотят, чтобы она ушла с ними.

Мейсон, решать тебе. Я не могу, честно говоря, забрать ее на основании этих вещественных доказательств. Ограничение для них ничего не значит; ты не можешь построить стену, чтобы оградить ее от снов. Но ты ее любишь, ты можешь спасти ее. Ты можешь помочь ей выздороветь, заставить ее проявить интерес к реальности. О, я знаю, что это возможно звучит слезливо и глупо, если бы только не звучало так дико и фантастично. Но это правда. Это происходит прямо сейчас, с ней. Она сейчас спит в своей комнате. Она слышит голоса — я это точно знаю. Пусть она услышит твой голос.