Невыносимый - [29]

Смотреть на свою семью с каждым днем становилось все легче, но одновременно с этим я отпускала их все дальше. Тоска заставляла меня отодвигать поднос, который он передо мной ставил. Еда — это привилегия. Он подчеркивал это неоднократно. Я быстро поняла смысл этих слов, когда он отказал мне во всем, кроме измельченных кусочков хлеба и небольшого стакана воды. Эта пытка длилась почти два дня, прежде чем он принес мне приличную пищу.

Это не стало бы таким ошеломляющим, если бы в тот день я не работала непрерывно. Изнурительные упражнения заставили меня проголодаться, и я хотела съесть что–нибудь сытное после всех заданий, которые выполнила. То, что я не стояла на коленях, когда он вошел в комнату, быстро все изменило.

Удар!

— Ты серьезно все еще думаешь, что сможешь сбежать отсюда? — сила, с которой вжимается в мою спину его тело, заключает меня в ловушку напротив стены. — Что я говорил тебе об этом?

— Простите, Господин, — произношу я сквозь стиснутые зубы. Все–таки официальный термин дается мне нелегко.

— Еще пять в наказание за твое неуважение. Когда я закончу с тобой, ты, черт возьми, действительно почувствуешь раскаяние.

Он отступает на шаг, и на мое тело обрушивается очередной удар. Он также силен, как и первый. Крики срываются с моих губ, а все тело уже просто горит. Я не могу думать о прошлом, просто наслаждаюсь пустотой. В этом я преуспеваю. Для меня остается загадкой: как один тип боли может облегчить другой, но меня это настолько не волнует, что в данный момент я даже не пытаюсь это выяснить. Что было, то было, и мне нужно временное освобождение от отчаянных мыслей.

Удар! Бедро охватывает обжигающее пламя, и я чувствую, как моя киска сжимается в миллионный раз в тех пор, как стало понятно, что этого не избежать. Не то чтобы я постоянно думаю о сексе после единственного раза между мной и Господином. Но я определенно ощущаю побочный эффект того, чем насладилась. Это стало неожиданностью, но я уже ничего не могу с этим поделать.

— Расставь свои ноги шире и выгни спину.

Я скорее ощущаю Господина рядом с собой, чем слышу. Прикосновение его ладони к моей слегка выгнутой спине и последующий шлепок заставляют меня вскрикнуть от удивления.

— Мне кажется, что я отдал тебе четкий приказ, — он нажимает сильнее, пока мне не начинает казаться, что я не смогу прогнуться еще больше. Необходимость начать спор вертится на кончике моего языка, но я молчу из любопытства, желая увидеть, собирается ли он причинить мне боль в дальнейшем. Если продолжить сопротивляться, то результат известен, и будет лучше, если я смогу избежать этого как можно дольше. Даже если в действительности, отчаянно желаю повторения.

— Вот. Сейчас не двигайся.

Шаги удаляются, и дверь за ним закрывается. Я знаю, что должна вести себя тихо. Он наблюдает за мной из своей комнаты, независимо от того, чем сейчас занят.

Из меня вырывается глубокий вздох. Не такой уж и глубокий на самом деле. Возможно две недели — это самый большой срок из того, что он установил в самом начале. Время, по истечении которого я смогу вернуться домой. Вернуться к моей семье. Я невольно хмурюсь, осматриваясь по сторонам. Знаю, что мое желание умереть неизменно, но я пытаюсь игнорировать ту искорку, которая начала во мне расти. Она разгорается внутри меня все больше, заставляя задаваться огромным количеством вопросов. Мой Господин и Джейми не выходят из головы. Они действительно собираются удерживать меня следующие сорок лет, если я буду жива? И если я смогу сделать что–то хорошее, то что это будет?

Дверь снова открывается, заставляя меня отвлечься от размышлений.

— Хорошая девочка, — это сказано так тихо, почти шепотом, но я не могу отрицать того факта, что мой пульс учащается. Звук его голоса вызывает во мне какие–то чувства. Счастье? Это может быть оно? Нет. Это что–то больше. Глубже.

Шарик, прикрепленный к кожаной полоске, скользит по моим глазам и оказывается у меня во рту прежде, чем я успеваю отреагировать. Мое тело дергается, сопротивляясь, и я пытаюсь сдвинуть рукой эту штуковину. Мое плечо врезается в стену от его толчка.

— Что, черт возьми, я тебе говорил? Не дергайся.

Битва в моей голове оставляет меня заторможенной, пока он начинает закреплять его вокруг моей головы. Нет. Мне это не нравится. Плети или флоггер я могу выдержать, но засовывать мне что–то в рот, отнимая мою возможность говорить… от этого мне не по себе.

Мои плечи снова приходят в движение, но уже слишком поздно. Он уже все закрепил. Я опять протягиваю свободную руку к лицу, но он тут же ее перехватывает и прижимает обратно к стене. Ни слова не срывается с моих губ, когда я поворачиваюсь и качаю головой.

— Тебе не нравится? Чертовски жаль. Ты — моя рабыня и сделаешь все, что я захочу. Прямо сейчас я хочу, чтобы у тебя во рту был кляп. Продолжай в том же духе, и ко всему прочему я свяжу тебя по рукам и ногам, пока мы с твоим телом будем находить общий язык.

Я дрожу, ощущая, что влажность орошает внутреннюю поверхность моих бедер еще сильнее. Медленно оборачиваюсь и прижимаю свои руки обратно к стене. Если я не смогу говорить, то он будет полагаться на язык моего тела. Это состояние почти напоминает мне доверие.