Невыносимая жестокость - [43]

— Только любовь движет людьми, когда они подписывают брачный контракт Мэсси, — процитировал Ригли.

— Ух-х-х-х! — Майлс издал какой-то почти звериный рев, в который были вложены отчасти игровой азарт и целиком вся переживаемая им боль, и со всей силы ударил ракеткой по мячу. Тот в результате чуть не попал Ники в шею, грозя свернуть ей голову. Она, проявив отменную спортивную реакцию, сумела вовремя увернуться, а потом вопросительно взглянула на Ригли.

Помощник знаменитого адвоката и его личный тренер по теннису обменялись понимающими взглядами. По крайней мере, им обоим было ясно, что интерес Майлса Мэсси к Мэрилин Рексрот выходит за профессиональные рамки.

Дженис была горда своим боссом Майлсом Мэсси как никогда. И любила его тоже сильнее прежнего, если такое вообще было возможно. И в то же время она еще никогда не испытывала такой тревоги и беспокойства за него.

Всего месяц назад Майлс был на вершине юридического Олимпа. Не было адвоката, судьи или вообще сотрудника какой-либо юридической конторы, который не знал бы о беспрецедентной, сокрушительной победе, одержанной Майлсом на процессе, где он представлял интересы Рекса Рексрота.

Даже сам мистер Майерсон, таинственный глава фирмы, ставший для сотрудников почти призраком, не поленился и как-то раз, высунув из-за двери своего мрачного святилища обтянутый сухой кожей череп, издал какой-то победный клич.

По правде говоря, некоторые из сотрудников ошибочно приняли этот звук за предсмертные хрипы, но дальнейшее расследование показало, что звуковые колебания подобного тембра и громкости в исполнении Герба Майерсона обозначают искреннее выражение глубокого уважения. Более того, он не поленился выкарабкаться из-за стола и проехать на кресле-каталке через весь кабинет, везя за собой штатив с капельницей и тележку с медицинским оборудованием, чтобы прилюдно выразить свои восторги по поводу достижений своего младшего партнера.

Самого Майлса эта победа, по-видимому, тоже вдохновила на дальнейшие профессиональные подвиги. Он с новой энергией взялся за работу, попутно распорядившись выполнить новый дизайн для своего кабинета. Его календарь распух от запланированных встреч с новыми и новыми клиентами, жаждавшими заплатить любой гонорар, лишь бы уломать эту звезду юриспруденции взяться за их дело или хотя бы дать консультацию. Ставка за разовые консультации была повышена, и Майлс подумывал об увеличении гонорара в тех случаях, когда он брался вести дело от начала до конца. У Дженис значительно прибавилось работы, но она была только счастлива. Она упоенно расписывала ежедневник Майлса день за днем, час за часом. При этом у нее хватало организаторского таланта выделить ему время на ланч, перерывы на кофе и теоретическую работу — изучение новых документов, достойных внимания случаев из практики коллег и юридической литературы. Она даже взяла на себя смелость участвовать в организации его личной жизни, умело и, надо признать, безошибочно отваживая от своего обожаемого шефа откровенных стерв и явных охотниц поживиться его деньгами.

«Кое в чем женщины разбираются куда лучше, чем самые умные мужчины», — думала Дженис, сортируя груду поступившей на имя босса корреспонденции. Даже лучше таких блестящих, успешных и чертовски красивых сердцеедов, как боготворимый ею Майлс.

И вот все это блестящее благополучие стало на глазах рушиться. Поначалу Дженис решила, что это очередная умеренная депрессия, своего рода пост-победный синдром. Выражалось это в том, что Майлс стал больше времени проводить в кабинете, причем, не занимаясь конкретным делом, а явно размышляя о чем-то постороннем. При этом он становился рассеянным, забывчивым и определенно тяготился текущей работой. Впрочем, Дженис не восприняла это слишком серьезно. Ей и раньше доводилось быть свидетельницей не особенно продолжительных периодов некоторого спада в деловой активности Майлса Мэсси. Проработав его личной ассистенткой около шести лет, Дженис на лету ловила малейшие изменения и нюансы настроений своего любимого шефа.

Но вот в офисе появилась она — величайшая стерва из всех лос-анджелесских, нет, даже из всех калифорнийских — стерв.

«Какая же я дура, — корила себя Дженис. — Надо было в тот день сказать, что Майлс улетел куда-нибудь в Париж, а не дергать его и не сообщать, что эта сучка приперлась к нему».

Визит Мэрилин Рексрот произвел чудовищный разрушительный эффект. Когда она со своим клоуном-женихом, наконец, убралась из офиса, Майлс был уже другим человеком: напряженным, подавленным, расстроенным, разочаровавшимся в любимой работе; в общем, все симптомы какой-то навязчивой идеи, явно личного порядка, были налицо. Мало того: с тех пор Майлс стал все больше пить вина и алкогольных коктейлей.

От этих грустных мыслей Дженис отвлек попавшийся ей в общей пачке увесистый квадратный конверт из дорогой плотной бумаги, адрес на котором был написан от руки явно дорогой ручкой. Ей даже не пришлось переворачивать конверт и сверяться с обратным адресом, чтобы догадаться, кто был отправителем.

И что содержалось в конверте.

«Бедный, славный Майлс Всемогущий»