Невыдуманные истории - [98]

—  Аня, у нас неприятности,   —  заговорила трубка тревожным маминым голосом.   —  Если можешь, не

задерживайся.   —  Гудки.

Я таких звонков не люблю, сразу начинаю подозревать самые ужасные из возможных

неприятностей. Задержаться после этого можно только в аптеке, в очереди за валидолом.

За двенадцать минут в подземке я успела разобрать этимологию слова «неприятности» до

запаха букв и отпеть половину родственников.

Все оказались живы. Из видимых повреждений — надутые щеки дочери, хмурые брови

мамы и два незнакомых тюка с одеждой у двери.

Выяснять стала по старшинству. У «неприятностей» оказалось три разных версии. Но

красноречивее прочих оказались тюки.

Эта пятнадцатиминутная история началась несколько лет назад, когда моя подросшая дочь

отдала игрушечную коляску младшей соседке.

В рамки двора обычно заключены дети от 7 до 12 лет. Совсем малышня тусит с мамашами

по песочницам, у подростков свой пердимонокль (подальше от родительских окон), эта же

небольшая весовая категория хаотично перемещается по периметру «колодца» с утра до ночи

(в прямом смысле слова, потому что домой низзя — загонят!). В летний период у них

образовывается нечто похожее на профессиональный коллектив. Модель.

Детские хитросплетения, разбивки по парам, тройкам, шайкам можно наблюдать

ежедневно (если наблюдать). Особенно показательна игра «в войнушку». Но в отличие от

взрослых, группировки неустойчивы, уловить, кто против кого дружит, невозможно, процесс

перманентный, определяется только «по состоянию на сегодня».

В общем, если с учетом сбивчивых показаний и с оглядкой на предысторию воссоздать

картину вечера, дело было примерно так.

Условно-Ира сказала: «Соня-я-я, дай коляску поката-а-ать».

Соня ответила: «Не дам».

Саша решила заступиться за условно-Иру резким «А это вообще не твоя коляска, а моя!»

Соня в слезы. Крик: «Бабушка-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, а меня де-е-е-е-евочки оби-и-и-идели».

Собственно, на этом детский конфликт заканчивается. И начинается взрослая глупость.

Точнее, те самые «неприятности», которые не позволяют задерживаться на работе.

Подозреваю, что дети (с обеих сторон) не имели в виду и пяти процентов того, до чего

разыгралась фантазия в седой голове бабушки-и-и-и-и.

Унизили! Намекнули на несостоятельность! Ужас! Закатить скандал! Вернуть все вещи, которые отдавались! С хлопком двери.

Действительно, ужас. Ужас в том, что взрослые дружили годами. Десятилетиями. Ходили в

гости за спичками и измеряли друг другу давление. Впрочем, в тот вечер без этого

измерительного прибора в нашей семье не обошлось.

Альтернативная экранизация «Репки» произошла еще до моего прихода. Бабка за

воспитание внучки, внучка извиняться к соседям (правда, тщетно, была выставлена), дедка за

воспитание бабки, бабка за таблетки, внучка в слезы. Короче. Бред.

Мне по сценарию выделялась роль мышки. То бишь главная роль — вытянуть. Вытянуть из

пальца справедливость и равномерно распределить между участниками конфликта (коих, к

сожалению, оказалось значительно больше, чем две-три маленькие девочки).

Я так и поступила: велела всем успокоиться и заняться чем-то более важным в жизни. Как в

общем, так и в частности.

И впредь по таким пустякам начальство просьба не беспокоить.

Курс лекций по «конфликтологии» дочь все-таки прослушала, правда, неполный. Я опустила

тему «значимых противоречий, возникающих в процессе социального взаимодействия

субъектов, сопровождающийся негативными эмоциями по отношению друг к другу» и перешла

сразу к сути.

Следующие десять километров мы говорили про взрослых и детей, про мудрость и

глупость, моделировали ситуации на примере «Репки». Больше всех в этой истории повезло

нашей собаке, щенок вместо положенного часа гулял три.

Вслух я просила ребенка мысленно поменяться ролями с этой девочкой и предположить, что

такие слова действительно могут обидеть. Про себя пыталась понять, что помешало взрослой

женщине произнести, например, фразу «была ваша, стала наша» и тем самым улыбнуть обеих

разбушевавшихся. «Неприятности» заняли бы ровно 40 секунд.

Я обычно так и делаю. Никогда не вдаюсь в подробности детских «разборок». Отшучиваюсь.

Откровенно жадничаю, жалко сил и времени на выяснения «ситуации». В десяти случаях из

десяти дети помирятся значительно быстрее, чем взрослый разберется в версиях

случившегося.

Однажды к нам домой пришла дама с мальчиком, чуть ли не вдвое превышающим мою дочь

по росту и весу. Повернула сына спиной, задрала футболку и шумно продемонстрировала укус

в лопатку. Надо признать, видный укус. И тем не менее. Что предполагалось? Что мы сначала

выслушаем длинный и сбивчивый рассказ укушенного:

— А она-а-а мою лине-е-ейку без спроса взяла-а-а, а я ей кулак показа-а-а-ал, а она мне…

И так далее, почти до бесконечности.

Потом соблюдем принцип объективности и станем так же долго выслушивать

противоположную сторону:

— А он меня кулако-о-ом стукнул, а Машке на переменке подножку поставииил…

Может, я плохой педагог или того хуже — черствая мать, но, пожалуйста, избавьте!

Вместо этого я протянула крупному мальчику руку: «Кусай! Сильно кусай, от души, чтоб

обида прошла. И миритесь!»

Мамаша от такой демократии впала в анабиоз, тихо поругалась на лифт и удалилась, волоча за собой крайне смущенного сына.