Невский проспект - [5]

Как было отмечено, наши герои немного опоздали к началу банкета, некоторые из гостей уже покинули застолье. Кто-то отправился погулять среди розовых кустов, где, правда, еще не было роз. Другие пошли туда, куда и королям положено ходить пешком.

– Тут три сортира, как минимум! – объяснил Дрюня.

– Ты, я вижу, здесь часто бываешь, – заметил Акентьев.

– Да, но не для того, чтобы изучать сортиры! – хрюкнул Григорьев.

– Напрасно! У нас в стране всякий труд почетен, а ассенизаторы, как рассказывают, находят много интересного в дерьме…

– В дерьме, вообще, много интересного можно найти, – сказал серьезно Дрюня. – Если постараться!

Акентьев покачал головой и стал рассматривать оставшихся соседей по столу. Тот, что сидел слева, чем-то напоминал ему Маркса, только без бороды. Сразу приходил на память известный анекдот про дворника, которому такой вот комсомольский лидер советовал бороду сбрить, а то больно на Карла Маркса похож, а это конфуз: Маркс – и метлой двор подметает. А дворник на это отвечал: бороду-то, мол, сбрить можно, а умище-то куда денешь. Он подумал, что анекдот не из тех, что рассказывают в подобном обществе, но вскоре понял, что ошибался. Анекдоты здесь рассказывали самые разные – от неприличных до политических. Сам Переплет предпочитал слушать, а не говорить – мало ли что! Впрочем, были и другие причины для беспокойства – куда более весомые.

Он давно уже чувствовал, что утратил умение управлять людьми. А ведь было время, когда он разыгрывал такие спектакли, что роман было впору писать. И отец-режиссер мог бы поучиться у своего сына – поставить ту давнюю встречу с Марковым, который сторонился его, как черт ладана, было сложнее, чем соорудить очередную классическую постановку.

А теперь выходит, он сам оказался в руках у Григорьева и еще черт знает у кого. И поухаживать не за кем.

– Передайте горчицу, пожалуйста! – одна из дамочек пьяно улыбалась Акентьеву из-за плеча супруга, явно намекая на что-то.

«Меня царицы соблазняли, но не поддался я», – подумал Переплет. Супруг был тоже пьян – и, судя по лицу, даже если бы его драгоценную половину оприходовали прямо на столе, не стал бы особо возражать. Напротив же Акентьева восседал плотный мужчина с блестящей, словно отполированной, лысиной.

– Вот посмотрите, – он вытащил из внутреннего кармана пиджака какую-то разноцветную коробочку и перебросил ее Переплету, – от похмелья! Отличная штука, рекомендую!

– А почему у нас таких не производят? – Дрюня бесцеремонно отобрал у Акентьева коробочку и пытался прочесть то, что на ней было написано. – И вам-то на что, товарищ Лапин? У вас же язва!

– Так ведь на халяву, как известно, пьют даже язвенники и трезвенники! – сообщил Никитин.

И все они, включая язвенника Лапина, пьяно захихикали.

– Что-то твой друг мало пьет! – сказал хозяин, укоризненно качая головой. – Тоже язвенник?

– Силу воли вырабатывает! – ответил за Переплета Дрюня и подтолкнул его ногой – мол, не валяй дурака.

Акентьев вздохнул. Сам он с беспокойством наблюдал за тем, как Григорьев глушит рюмку за рюмкой.

– Нам, между прочим, еще возвращаться! – напомнил он. – Я не хочу погибнуть во цвете лет в автокатастрофе.

– О чем ты?! – Дрюня покачал головой и обвел глазами хлебосольный стол, выбирая закуску. – Никуда мы сегодня отсюда не поедем!

– Тогда я вызову такси! – пробормотал Переплет.

– Вызывай, – разрешил милостиво Дрюня. – Только вряд ли что-нибудь выйдет. Во-первых, таксисты сюда ездить не любят – далеко, да и машину облеванную отмывать не хочется. Никакие чаевые их не прельщают. Бывали случаи намеренных аварий, лишь бы сюда не ехать… Во-вторых, как ты его вызовешь, хотел бы я знать?

И, подмигнув, он с каким-то вызовом в хмельном взоре осушил еще одну рюмку.

– Только не говори мне, что в этом раю нет телефона! – сказал Акентьев и машинально посмотрел на столб электропередач за оградой.

На столбе прямо под сиреневой лампочкой висел человек. Это был один из гостей, который обнаружил на даче снаряжение электрика и теперь пытался доказать присутствующим, что умеет с ним обращаться. Подняться ему удалось, но со спуском не заладилось. Некоторое время он мужественно не желал признавать поражения и висел, как мешок, между небом и землей, а мошкара, кружившая под фонарем, липла к его лицу.

– Товарищ Маковский застрял! – провозгласил наконец хозяин, наблюдавший за ним из-за стола. – Так и будешь висеть, Петрович?

– Иди ты на …! – сказал Петрович и зазвенел своими кошками.

– Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал! – Никитин покачал головой.

– Дурдом, – пробормотал Переплет.

Глядя на этот нелепый разгул, он вспоминал вечеринки в доме у отца, который почему-то умудрялся даже при меньших средствах устраивать их так, чтобы никому не было тошно. Не то чтобы Переплет преклонялся перед папашей, но в такие моменты особенно чувствовалась разница между «теми» и «этими». Разница, которую Акентьев-младший, хоть и воспитанный в самом демократическом государстве на свете, ощущал очень хорошо. «Становлюсь снобом», – думал он. А Дрюня, чтоб его черти побрали, кажется, хочет к тому же и его вовлечь в эту компанию. Правда, и отец при всем презрении к партийным деятелям не гнушался обществом оных, когда это ему было нужно. Но одно дело общаться в силу надобности, а совсем другое самому превратиться в одного из них!