— Да поцему бы не покататься, погода добрая, — согласился Елисей Ряпко, вертя в руках и рассматривая красивый немецкий шлем, украшенный горделивым орлом. Выпятив вперед грудь, птица отвела назад крылья, будто готовясь совершить решающий бросок на добычу.
— Плывем! — махнул рукой Юрята, радуясь, что нет больше на дне страшных раздутых утопленников, которых ему надо обвязывать веревкой, чтобы поднять со дна озера, синих, изъеденных рыбами и раками.
Лодка, понуждаемая веслами, устремилась по воде дальше. Шлем с немецким орлом, брошенный на дно лодки, сверкал на солнце, которое сегодня обещалось быть жарким. Долго плыли в полном молчании, покуда Елисей вдруг не хлопнул себя ладонью по коленке.
— Что такое? — тотчас полюбопытствовал Юрята.
— Братцы! А ведь… Тоцно!
— Да говори же!
— Братцы! Солнецный Спас-то!.. Он ведь когда замиротоцил?
— Сказывали, о позапрошлое воскресенье, в неделю Святых Отец, осьмнадцатого мая.
— Правильно. А ведь мы тогда как раз и последнего немца со дна подняли!
— Верно. После того дня ни одного дудыша больше не извлекли.
— Ишь ты!
— А ведь и впрямь!
— Глянь-ка! Знамение!
— Так и того мало.
— Ась?
— Двась! Сегодня-то какой день?
— Тридцатое мая.
— День нарождения нашего князя-избавителя.
— Александра Ярославича?
— А кого же еще.
— Вот нам и подарок от него — сия птица. Недешевый шелом.
— Храни тебя Бог, Александр!
Все трое перекрестились и невольно взглянули на небо. Там, расправив крылья, величественно плыл орел.