Невозможная птица - [109]

– Это, черт побери, не твоя вина! Это я!

– Нет, Майк. Тебе больше не надо этого делать.

– О чем ты говоришь?

– Заступаться за меня. Присматривать за мной. Разыгрывать плохого парня. Пробовать все возможности и нести вину. Это ребячество. Хватит.

– Денни…

– Ты заткнёшься хотя бы на секунду? Мне и так тяжело, – Дэниел перевёл дыхание. – Я имею в виду, я не знал, что ты любил её. Я думал, что ты просто…

– Трахал её?

– Да.

– Нет, – Майк тяжело вздохнул. – Не в этот раз.

– Тогда прости.

– Я тебя должен прощать?

– Что я мешал вам соединиться.

Наступило продолжительное молчание, в течение которого оба брата, каждый по-своему, думали, закончится ли когда-нибудь это бесконечное подведение итогов.

– Денни… Когда говоришь «прости», это действительно помогает?

– Нет, – признался тот с печальной улыбкой. – Но это хороший жест. Почему ты не… – вопрос Дэниела замер у него на губах.

– Что? – спросил Майк.

– Не знаю. Как-нибудь по-другому…

Майк пожал плечами.

– Не знаю. А почему ты не?

– Не знаю, – сказал Дэниел. Он покачал головой. – Ни хрена себе делишки творятся тут у вас в госпитале!

Майк улыбнулся. Он раньше никогда не понимал этой шутки. Теперь понял.

– Эй, Майк!

– Что?

– Иди на хуй, – сказал Дэниел беззлобно.

Майк прикрыл глаза и кивнул.

– О'кей.

Так они лежали, держа птиц друг друга, слишком истощённые, чтобы делать что-нибудь ещё, кроме как смотреть на звезды.

Затем, одновременно, Майк и Дэниел почувствовали нечто.

Как будто в первый раз в жизни они разделили в точности одно и то же переживание, и им не нужно было спорить об этом. Что-то перестало болеть. Они ощущали прохладный ночной ветерок на своей коже и едкий, утешительный запах горящих листьев. Нет, оно ещё болело. Возможно, оно всегда будет болеть. Как скорбь. Она никогда не уходит насовсем – лишь делается меньше. Или, может быть, ты делаешься больше. Но теперь они знали, что не одни. Они держали истории друг друга. Не кусочки и отрывки. Не просто свою часть. Не осталось ничего недосказанного. Впервые они знали все целиком.

Всю жизнь им чего-то не хватало. И они выросли вокруг этой пустоты, приняли её как данность, и наконец она начала определять их. Стала чем-то очень жёстким. Словно пустотелый стальной шар, который они носили в грудных клетках в течение многих лет. Это имело отношение и к маме, которой они никогда не знали, и отцу, которого у них никогда не было. Но теперь эта нехватка исчезла. Каким-то образом её заменили чем-то лучшим. Чем-то подходящим. Это было новым ощущением для обоих. Словно кто-то улёгся в их раскрытый саквояж, пока они паковали вещи, чтобы дать им понять, что там ещё остаётся место, что они тоже поместятся. Это было ощущение дома.

– По крайней мере… – начал Майк.

– Что?

– По крайней мере, у Шона был отец, которого он заслуживал. Я, скорее всего, испортил бы и это.

– Спасибо, Майк.

– Заткнись. Это правда.

Дэниел улыбнулся лукавой улыбкой.

– Я знаю, – затем опять посмотрел на звезды. – Но ты действительно упустил кое-что. Это было честью – воспитывать твоего сына.

– Нашего сына, – сказал Майк. И Дэниел заплакал.

Звезды теперь светили ярче. И ближе. Помолчав немного, Майк сказал:

– Мы могли бы оставаться здесь вечно.

– Давай не будем, хорошо? – сказал Дэниел.

– Хорошо.

Дэниел посмотрел на колибри, которую держал в руке.

– Хочешь взять её обратно? Майк посмотрел на птицу Денни.

– А ты хочешь?

– Нет, пусть будет у тебя.

– Замётано.

Через некоторое время Майк начал посмеиваться.

– Что?

– Ничего.

– Нет, что?

– Да просто… – Майк опять засмеялся. – Колибри?

– Да уж, – сказал Дэниел, ухмыляясь. – Кто бы мог подумать?412

Ещё через минуту Майк заговорил, обращаясь к чёрному небу и застывшим звёздам над их головами.

– Как только будете готовы…

– Я готов, – сказал Дэниел.

– Я говорил им.

– А.

Призрачные стебли пшеницы стояли абсолютно тихо. Как не стоит никакая пшеница в мире.

– Может быть, мы что-то забыли. Дэниел сказал:

– Волшебное слово? Майк улыбнулся и заорал:

– Горт!

Дэниел улыбнулся.

– Баррада!

– Никто!

И когда это не сработало, двое отцов обменялись последним взглядом, последней улыбкой и хором сказали волшебное слово.

Майк и Дэниел прошептали:

– Пожалуйста!

И они стали мёртвыми мертвецами.

Скажи мне, что ещё от меня нужно?

Не все ли умрёт в конце концов, и слишком скоро?

Скажи мне, что ты сам собираешься делать

Со своей единственной, дикой, бесценной жизнью?

Мэри Оливер «Летний день»